Дочь пекаря. Сара Маккой

Из темноты появилось худое бледное личико.

      Элси вскочила, смахнув сухую ромашку на пол. – Впустите, пожалуйста, – повторили за дверью. Затем в щель просунулась рука. – Спасите.

      Элси отпрянула. Под ногами зашуршали сухие лепестки.

      – Уйди, – сдавленно прошептала она. – Ты… ты призрак. Уходи. – Она подняла кипящий чайник.

      Он убрал руку.

      – Я бежал за вашей машиной.

      – Что? – Сердце у Элси заколотилось. Рука с чайником задрожала.

      – Они меня убьют. – Он просунул в щель голову, посмотрел на Элси.

      И тут она его узнала. Тот мальчик-певец, еврей.

      – Что ты здесь делаешь?

      – Он сломал клетку, и я убежал.

      – Убежал? – Она поставила чайник. – О господи. – Она потерла виски, унимая боль. – Если тебя найдут, нас всех арестуют. Уходи! – Она шуганула его от двери. – Убирайся!

      – Я вам помог. Спасите меня, пожалуйста.

      Он прижался к косяку, тяжело дыша, от холода весь синий. Всего лишь мальчик, одних лет с Юлиусом, не вреднее и не опаснее любого другого ребенка – еврейского, немецкого. Его убьет мороз или прикончат люди. Она может спасти его, если снимет цепочку.

      Ветер дунул ему в лицо, и на ресницах повисли снежные хлопья.

      Элси припомнила вздорные обвинения Кремера. Люди явно болтают про нее и ее семью. Если мальчик умрет у них на пороге, гестапо решит, что это она помогла ему сбежать. Она закрыла глаза. В голове бухал молот. Всего лишь ребенок, никакой угрозы, неважное дело. Завтра его можно выставить, завести по тропинке куда-нибудь в лес, на Экбауэр, и там оставить, как Гензеля и Гретель. Ну и что? Всего лишь мальчик. Всего лишь еврей. Хорошо бы он просто исчез, и все.

      Снаружи, на тихой улице, послышались голоса, затрещал лед, заскулили собаки. Идут сюда. Элси сбросила цепочку, втащила замерзшего ребенка в кухню и затворила дверь. Он был меньше, чем казался на сцене. Запястья тоненькие, как миндальные печенья, пальчики – как стручки ванили.

      – Быстро, – велела она. – Надо спрятаться. Снаружи уже кричали. Псы залаяли.

      Элси огляделась. Деться некуда. Единственный тайник – наверху, ниша в стене ее спальни, но они не успеют туда добежать. Оставалось одно. Элси открыла печь, еще теплую от дневной выпечки. Подняла мальчика, легкого, как двойная порция теста для брецелей.

      – Лезь, там не найдут.

      Тощие пальчики сжали ее запястья. Свет ударил в узкое кухонное окно. Надо спешить.

      Она посмотрела ему в глаза:

      – Сам говоришь, что мне помог. Лезь давай.

      Он отпустил ее и залез поглубже в закопченную кирпичную пасть.

      – Держи. – Элси сняла габардиновый плащ. – Накройся.

      Он взял плащ и сделал, как она велела.

      Неверными руками Элси закрыла заслонку. На верхней губе выступил пот. Пробило полночь, две деревянные фигурки выскочили из часов, станцевали и снова удалились. Яркий луч ударил в окна, заколотили в дверь. Наступило Рождество.

      Восемь

      «Немецкая