Дочь пекаря. Сара Маккой

пожала плечами:

      – Если обещаете, что не будете вывешивать в Интернете. Я хоть и старая, но сразу поняла, что там за конюшня. Сплошные сиськи голые и мат. Я искала нежные пышки, а на экране появилось такое…

      Реба закашлялась.

      – Сколько живу, никогда не видела подобного.

      – Мам, – сказала Джейн из-за стойки, – Ребе про это неинтересно.

      – Не говоря уж о том, что вывалилось на меня, когда я ввела «желе шоколадное в рулетиках».

      Реба прикрылась блокнотом, пряча улыбку.

      – Мама!

      – Я просто рассказываю миссус Адамс, что я такого не потерплю.

      Реба прокашлялась.

      – Обещаю. Никакого Интернета. И называйте меня, пожалуйста, просто Реба.

      Она нажала кнопку записи. Настало время получать ответы.

      – Значит, вы из Гармиша, так? Джейн рассказала мне кое-что об этой фотографии. Это сочельник. Элси отломила кусок от хлебца с изюмом.

      – Старая. И как только не выцвела совсем. Может, оно бы и к лучшему. Сто лет уже прошло.

      Вскоре я уехала из Германии.

      – Вы там бывали с тех пор? Не скучали по дому? Элси не отвела взгляда.

      – Люди часто скучают по тому, чего нет, что было и прошло. Где бы я ни была, я скучаю по дому, потому что его больше нет.

      – А США для вас разве не дом?

      – Нет, конечно. В Техасе я живу, дочь моя живет, мой муж похоронен. Но это не дом. На этой планете у меня больше нет дома. Такие дела.

      Реба глубоко вдохнула и сжала губы. Надо найти подход. Это давалось непросто.

      – Расскажите о типичном Рождестве в Германии. – Идти напролом, сухо, кратко, выжать информацию.

      – Не выйдет. – Элси отломила еще, прожевала. – Я росла в войну, типичного Рождества не было ни разу.

      – Ладно. – Реба нарисовала в блокноте кружок – яблочко, в которое надо попасть. – Вот, допустим, это Рождество, – она кивнула на фото, – расскажите о том Рождестве?

      Элси перевела взгляд на чуть покосившееся фото.

      Семь

      Партийный рождественский бал

      Гармиш, Германия

      Гернакерштрассе, 19

      24 декабря 1944 года

      Они вернулись к столу. Элси дрожала.

      – Съешь горячего, поможет, – посоветовал Йозеф.

      Принесли рисовую кашу с корицей. Элси она нравилась, но дымящееся варево не лезло в горло. Каша только обожгла язык, Элси не почувствовала вкуса и не смогла согреться.

      Слава богу, Йозеф не спросил про Кремера. Она не смогла бы говорить, хотя ее подмывало встать, ткнуть пальцем, опозорить обидчика. Но он офицер гестапо, а она – дочь пекаря. Гейзель в Лебенсборне, жизнь семьи зависит от покровительства партии. Ответственность за них превыше ее личной чести. Ее молчание защищает всех. Пока.

      Официанты убрали десертные тарелки. Музыканты заиграли джаз, пары потянулись на танцпол.

      – Можно я поеду домой? – прошептала Элси. Взяла перчатки со спинки стула, натянула. Кольцо с бриллиантами и рубинами некрасиво встопорщило гладкую лайку.

      Йозеф мягко