Институтки. Надежда Лухманова

по волосам. Он делал это, очевидно, из доброты: отец семейства, он обращался с воспитанницами как с детьми, и девочки были страшно отзывчивы на эту ласку. Они чувствовали, что тут не фамильярность, не пошлость, но именно отеческая ласка, которой так жаждали их маленькие сердца. Стоило Луговому появиться в коридоре, как девочки из всех классов бежали ему навстречу, окружали его, осыпали вопросами и смеялись.

      Если в свободные часы или вечером по каким-нибудь делам он заходил в «скелетную» (комнату за вторым классом), где стояли два скелета и шкафы с убогою институтскою библиотекою, девочки проникали туда.

      Если Луговой объяснял им что-нибудь из ботаники или зоологии – а он говорил очень хорошо, – девочки окружали его стул, усаживались вокруг прямо на пол и слушали с радостным вниманием. Классные дамы и начальство удивлялись всеобщей шумной любви девочек к Луговому, а весь секрет его обаяния состоял в том, что почти каждой из девочек Луговой бессознательно напоминал отца или старшего брата; его обращение – не фамильярное, но в высшей степени «домашнее», – его умение пожурить и пристыдить ленивую или невнимательную тайно напоминало этим оторванным от дома девочкам милое прошлое, когда они были не ученицами-институтками, а только дочерьми и сестрами.

      Потерять Лугового девочкам казалось большим несчастьем.

      Узнав, что инспектор в «скелетной», девочки бросились туда, их набралась целая куча, остальные ждали известий в коридоре. Девочки заговорили все разом, но Луговой, смеясь, махнул рукой, и все сразу смолкли.

      – В чем дело? – обратился он к одной.

      – Правда ли, Владимир Николаевич, что вы уходите от нас?

      Минуту Луговой молчал, он глядел в эти ясные глаза, черные, синие, зеленые, серые, и во всех видел одно и то же выражение доверия и привязанности. Ему жаль было расставаться.

      – Да, дети, правда, – сказал он. – Я плох здоровьем, хочу отдохнуть, полечиться. Завтра вас соберут всех в большой зале и вам представят нового инспектора, Виктора Матвеевича Минаева.

      – Мы не хотим нового инспектора! Мы никого, кроме вас, не хотим! Вы не должны оставлять нас, мы при вас должны кончить курс! – кричали девочки.

      – Довольно, дети, будет! Спасибо за чувства, но… я не могу остаться… Да на то и не моя одна воля.

      – Мы так и знали! Вас выжили из-за нас, вы были слишком добры к нам!

      – Дети, дети, вы забываетесь!

      Но волнение уже охватило девочек, стоявшие в коридоре узнали печальную новость и тоже кричали:

      – Мы не хотим нового инспектора, мы не примем его, не станем разговаривать!

      В другое время Луговой, пользуясь своим авторитетом, мгновенно успокоил бы детей и прекратил шум, но теперь, взволнованный сам, видя, что детские страсти расходились, он взял свою шляпу и направился из «скелетной» к большой лестнице, повторяя на ходу:

      – Нехорошо, дети, нехорошо, вы меня огорчаете!

      Луговой шел по лестнице, за ним вразброд, вопреки строгому запрещению, бежали девочки обоих старших классов. Многие плакали.

      – Владимир