Институтки. Надежда Лухманова

что она тебя обожает. Весь класс знает, что она «за тобой бегает». Люда красавица, ты сам сколько раз привозил ей конфеты.

      – Так ведь это потому, что мы с ее семьей знакомы, я товарищ ее брата…

      – Ну вот видишь, Андрюша, и она моя подруга, нет, уж ты, пожалуйста, не осрами меня, женись на ней!

      Резкий звонок прервал сей занимательный разговор, и Андрюша, расцеловав сестру, вышел вместе с другими посетителями.

      Нарочно или нечаянно, но на лестнице молодой человек остановился, натягивая перчатки, а сверху с лестницы сбежала девушка, белокурая, как хлебный колос, с глазами синими, как два василька. Пробегая мимо офицера, она присела, проговорив:

      – Bonjour, monsieur André![44] Вы уезжаете?

      Андрюша покраснел.

      – Да, приходится.

      – Надя будет очень скучать, а вместе с ней и я.

      Девушка опустила глаза и робко протянула листок почтовой бумаги, свернутый трубочкой и завязанный голубой лентой.

      – Что это такое?

      – Стихи, – девушка быстро побежала вниз по лестнице, – не мои, – услышал он снизу ее милый голосок и нежный, звенящий уже издалека смех.

      В записочке было написано:

      «Вы уезжаете, но помните, что:

      Забыть того, кем сердце дышит,

      Кем мысли заняты всегда,

      Кого душа повсюду ищет,

      Забыть того – сойти с ума!

Ваша Людмила Галкина».

      После свидания с родными девочек повели обедать. По институтским традициям в воскресенье ни одна из тех, у которых «были родные», не дотрагивалась до обеда. Если девочка, не дождавшись раздачи гостинцев, соблазнялась пирогом к супу и начинала его есть, ее соседка немедленно толкала локтем другую и замечала:

      – Смотри, у нее «были родные», а она ест казенщину!

      С какого-нибудь конца сейчас же раздавалось восклицание:

      – Медамочки, глядите, у нее «были родные», а она ест!

      Как только пропели молитву «Очи всех на Тя, Господи, уповают», двери столовой открылись настежь и четыре солдата внесли две громадные бельевые корзины. Одну поставили к столам младшего отделения, другую – к столам старшего. От каждого класса тотчас отделились две дежурные и пошли помогать разбирать гостинцы. Все корзины, коробки и пакеты были подписаны. Дежурная забирала все, что причиталось классу, несла к своим столам и раздавала по назначению. Классные дамы иногда развертывали и осматривали посылки. Девочки при этом часто просили: «M-lle, prenez quelque chose, prenez, je vous en prie!»[45], – и классная дама больше из желания угодить девочке, чем полакомиться, брала конфетку или «кусочек». Если гостинцы были «домашние», то часто слышалось из уст дамы презрительное замечание: «Ма chère[46], ваши родные, право, думают, что вас здесь не кормят. Что это такое, булка, котлеты? Кофе в бутылке? – говорила она одной девочке. – Ну уж это совсем мещанство, я вас прошу, чтобы таких “кухарочьих” посылок больше не было», – и бедная девочка, которая так просила свою маму прислать ей кофейку со сливками, теперь краснела, стыдилась и готова была провалиться со своей бутылкой сквозь землю.

      А между

44

Здравствуйте, месье Андре! (франц.)

45

Мадемуазель, возьмите что-нибудь, возьмите, пожалуйста! (франц.)

46

Моя дорогая (франц.).