Лживая взрослая жизнь. Элена Ферранте

врать нехорошо. Но после визита к Виттории вранье стало неизбежным. Выйдя из подъезда, я сделала вид, что чувствую облегчение, и помчалась к машине так, будто убегаю от опасности. Не успела я захлопнуть дверцу, как отец, мрачно поглядывая на дом, где он вырос, завел мотор и рывком тронулся с места; он инстинктивно протянул руку, чтобы я не стукнулась лбом о ветровое стекло. Он ждал, что я скажу что-то, что его успокоит, одна часть меня только этого и желала, мне было больно видеть, что он встревожен, но одновременно я не позволяла себе раскрывать рта из страха, что я что-нибудь ляпну и он разъярится. Спустя несколько минут, поглядывая то на дорогу, то на меня, отец поинтересовался, как все прошло. Я ответила, что тетя расспрашивала меня про школу, что предложила мне воды, поинтересовалась, есть ли у меня подружки, попросила рассказать об Анджеле и Иде…

      – И все?

      – Да.

      – Обо мне она не спрашивала?

      – Нет.

      – Вообще?

      – Вообще.

      – А о маме?

      – Тоже.

      – Так вы целый час обсуждали твоих подружек?

      – И школу.

      – Что это была за музыка?

      – Какая музыка?

      – Очень громкая.

      – Я не слышала никакой музыки.

      – Она вела себя вежливо?

      – Не очень.

      – Она сказала тебе что-то нехорошее?

      – Нет, но у нее неприятные манеры.

      – Я тебя предупреждал.

      – Да.

      – Ну что, удовлетворила любопытство? Увидела, что ты совсем на нее не похожа?

      – Да.

      – Ну все, поцелуй меня, ты просто красавица. Прости, что я тогда сморозил глупость.

      Я сказала, что никогда на него не сердилась, и дала поцеловать себя в щеку, хотя он и вел машину. Но сразу отпихнула его со смехом: ты меня поцарапал, у тебя колючая борода. Мне не хотелось начинать наши обычные игры, хотя я надеялась, что мы станем шутить и он забудет о Виттории. Но отец ответил: “Представь, как царапается тетя своими усищами”, – и я сразу подумала о темном пушке над верхней губой – только не у Виттории, а у себя. Я тихо возразила:

      – У нее нет усов.

      – Есть.

      – Нет.

      – Ладно, нет; главное – чтобы тебе не захотелось непременно вернуться и проверить.

      Я сказала серьезно:

      – Я не хочу ее больше видеть.

      2

      Это тоже было не вполне ложью, мысль о новой встрече с Витторией меня пугала. Но, говоря это, я уже знала, в какой день и час, в каком месте снова ее увижу. Более того, я вовсе не рассталась с ней, я запомнила все ее слова, жесты, выражения лица – казалось, что это все еще происходит, что это еще не закончилось. Отец твердил, что он меня любит, а я видела и слышала его сестру, как вижу и слышу ее и сейчас. Вижу, как она появляется передо мной, одетая в голубое, вижу, как она резко командует на диалекте “Закрой дверь” и поворачивается ко мне спиной, словно зная, что я не могу за ней не пойти. В голосе Виттории, а, возможно, и во всем ее теле было разлито нетерпение, которое мгновенно обожгло меня, так бывает, когда зажигаешь спичкой