Сокровища наместника. Алекс Орлов

в глазах.

      – Ты вообще кто? Как тебя звать?

      – Я Рунхо, и я думал, что эта служба получше будет.

      – Но где Борц, где твой предшественник?

      – Ты что, тупой?! – рявкнул монгиец. – Я же тебе сказал – я из похоронной команды и знать не знаю, где тут какой-то Борц!..

      – Ладно, Рунхо, забыли. Давай знакомиться, – предложил Мартин, поняв, что условия изменились и к ним нужно приспосабливаться заново.

      – Давай, – вздохнул новый надзиратель. – Но пожрать у тебя все равно нет. Как, ты говоришь, тебя зовут?

      – Мартин.

      – Ну ничего, нормальная фамилия. Давно сидишь?

      – Двадцать лет.

      – Да? – удивился Рунхо. – А мне говорили, здесь больше трех лет никто не выдерживает.

      – Ну вот, так вышло, – пожал плечами Мартин.

      – Да-а, – покачал головой Рунхо. – А пожрать-то, значит, нету, а у меня брюхо с утра подводит.

      – Сухарик есть один. Маленький.

      – Правда? – оживился Рунхо. – Давай!..

      Мартин принес небольшой кусок засохшего хлеба, который оставил себе на ужин, и Рунхо с удовольствием его проглотил, казалось, даже не прожевав.

      – А попить есть что?

      – Так у тебя возле стены бочка стоит, только в ней вода гнилая…

      – А, точно.

      Рунхо отошел от раздаточного окошка, оставив его открытым, что делать категорически запрещалось. Вылезти через него ни один узник не мог, но правила есть правила, и когда Рунхо вернулся, отдуваясь и рыгая после гнилой воды, Мартин ему сказал:

      – Ты должен закрывать окошко, когда отходишь от двери. Если старший надзиратель увидит, тебя выгонят.

      – Ха! Да куда они выгонят, снова в похоронную команду? Так я там нормально жил, мог весь день дурака валять, когда работы не было. И выпивку можно было достать, и рыбки в озере наловить.

      Рунхо вздохнул, должно быть, жалея, что променял одну службу на другую.

      – И червивки здесь тоже достать негде. Ведь негде?

      – Борц не пил, у него семья.

      – А я холостой, пока. Мне с вашими бабами нельзя якшаться, а нашенские далеко, – Рунхо снова вздохнул.

      – Ты один приехал?

      – Народ понемногу бежит из Ронги, там что ни год – моровое поветрие.

      – Ронги далеко, и я слышал, там живут только орки, – заметил Мартин.

      – Что ты такое говоришь?! – вскинулся вдруг Рунхо. – Нельзя говорить «орки»! Надо говорить – монгийцы.

      – Правда? А я не знал…

      – Не знал, теперь знаешь. Меня на рынке в Самотяре однажды заречные едва оглоблями не отходили, и все потому, что я просто сказал «хороший гном», представляешь?

      – Значит, и так нельзя говорить? – начал понимать Мартин, почесывая бороду.

      – Выходит, нельзя, – согласился Рунхо. – Ну, то есть мы с тобой можем говорить «гном-гном-гном», и ничего страшного, ведь рядом их нет, но если будут, говори просто – заречные.

      – Я понял. Но знаешь что, я слышал, как твои земляки между собой называли друг друга этим словом…

      – В каком смысле?

      – Ну, они камни грузили, понимаешь?