Сокровища наместника. Алекс Орлов

все же, как и любого узника, мысли о побеге не покидали Мартина, и надзиратель Борц прекрасно это понимал, ведь он служил здесь более десяти лет.

      – Смирись, парень, тоска изводит не хуже холеры. Цепляйся за балку, пересчитывай солому на полу, заготавливай для кувшина камешки. Ищи себе дело, и все будет в порядке, ведь снаружи жизнь не намного лучше.

      – Снаружи воля.

      – Воля – неволя. Пока ты молодой и холостой, тогда воля, а вот когда семейный да с детьми…

      16

      Это было что-то вроде дня рождения. День в день, когда Мартина, год назад, притащили на этаж и назначили жить в узилище, Борц принес ему белую тряпицу – слишком белую для его теперешнего мира, поскольку его нательное белье уже напоминало пропитанную маслом бумагу.

      – Что это? – спросил Мартин, принимая небольшой сверток.

      – Подарок, парень. Ты провел здесь год, а это, поверь, немало. Ты доказал, что можешь выживать.

      – И что?

      – А то, что десны у тебя уже кровоточат и только молодость еще удерживает тебя на этом свете. Размотай платок и посмотри.

      Мартин размотал и увидел какую-то то ли кору от дерева, то ли кусок грязи.

      – Ты издеваешься надо мной, Борц? – воскликнул он в отчаянии.

      Приближение годовщины сидения в застенке нервировало его. Она казалась каким-то страшным рубежом его окончательного падения. Что здесь годы? Что здесь жизненный опыт и воровское мастерство?

      – Прекрати истерику, парень. То, что я тебе принес, дорогого стоит. Это мох-багровник, который может расти на камнях. Все, что ему нужно, лишь пара капель воды каждый день, а взамен он даст тебе жизнь.

      – Я… не понимаю, Борц.

      – Вся северная сторона у тебя сырая, прилепи к ней этот кусок мха, и он разрастется. А раз в три дня ты будешь отламывать по кусочку величиной с ноготь и съедать его, отчего у тебя перестанут кровоточить десны и ты проживешь еще лет пять.

      – А… Вон оно что… – произнес слегка озадаченный Мартин. Борода и усы, отросшие за год, мешали ему говорить, хотя и прежде он брился довольно редко.

      – Я принес тебе приборы и мыло, ты побреешься.

      – Спасибо, Борц. А постричься?

      – Сначала побрейся, а потом принесу ножницы. Спешить нам некуда, ведь так?

      – Так, приятель, – согласился Мартин и улыбнулся.

      Мох он попробовал в этот же день, и тот оказался горьким, однако Борц успел предупредить об этом.

      – Раньше у нас ягод не собирали и репу в бочках не квасили, поэтому к весне у всех кровоточили десны. Потом кто-то прознал про этот мох, и его стали присаживать в подвалах и погребах. У тех, кто его ел, все было в порядке, поэтому зиму переживали легко, а летом снова были ягоды и щавель.

      Мох прижился уже через сутки. Сырая холодная стена ему понравилась, и он стал разрастаться, а через две недели после употребления этого горького лекарства десны у Джека зажили. Еще через неделю они настолько окрепли, что он стал без боли жевать жилы и хрящи, которыми его снабжала тюремная кухня.

      Продолжая