Графиня де Монсоро. Александр Дюма

ответил король, – рад вас видеть, ибо что бы там мне ни говорили, но ваше лицо пышет здоровьем.

      – Государь, доброе кровопускание весьма освежает кожу, и поэтому нынче вечером я должен выглядеть особенно свежим.

      – Ну хорошо, если на вас напали, сеньор де Бюсси, если вас покалечили, обратитесь ко мне с жалобой, и я вас рассужу.

      – Позвольте, государь, – сказал Бюсси, – на меня не нападали, меня не калечили, мне не на что жаловаться.

      Генрих остолбенел от изумления и уставился на герцога Анжуйского.

      – А вы что мне говорили? – спросил он.

      – Я сказал, что у Бюсси сквозная рана в бедре от удара шпагой.

      – Это правда, Бюсси?

      – Поскольку брат вашего величества так утверждает, значит, это правда. Первый принц крови не может лгать.

      – И, получив удар шпагой в бедро, вы ни на кого не жалуетесь? – сказал Генрих.

      – Я стал бы жаловаться, государь, только в том случае, если бы мне отрубили правую руку, чтобы я не смог отомстить сам за себя, да и тогда, – добавил неисправимый дуэлянт, – я, по всей вероятности, рассчитался бы с обидчиком левой рукой.

      – Наглец, – пробормотал Генрих.

      – Государь, – обратился к нему герцог Анжуйский, – вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.

      Генрих покраснел.

      – Нет, – ответил он, – я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д’Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.

      – По-моему, Келюс, государь, – сказал герцог Анжуйский.

      – Даю слово, вы правы, – сказал Келюс. – Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.

      – Раз так, – провозгласил Генрих, – пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.

      – О! – воскликнул Келюс. – Что это значит, государь?

      – Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.

      Келюс нахмурился.

      – В чем дело, синьор? – прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в подражание бурной жестикуляции итальянца Панталоне.[14] – Неужели вы откажете мне в этой милости?

      Выходка была столь неожиданной и Бюсси вложил в нее столько шутовского усердия, что даже король рассмеялся. Тогда Бюсси приблизился к Келюсу.

      – Давай, Монсу, – сказал он, – такова воля короля. – И обвил руками шею миньона.

      – Надеюсь, эта церемония нас ни к чему не обязывает? – прошептал Келюс на ухо Бюсси.

      – Не волнуйтесь, – также шепотом ответил Бюсси. – Рано или поздно, но мы встретимся.

      Весь

14

Панталоне – постоянный персонаж итальянской комедии, порочный и скупой старик.