Стыд. Карин Альвтеген

две отменить все телепрограммы и при этом запретить алкоголь. Часть населения, наверное, сразу повесится, а остальным придется как-то реагировать на происходящее.

      Да, как бы Май-Бритт ни избегала телефонных разговоров, но ничего другого не остается – придется звонить в социальную службу и просить заменить эту особу. Раньше до этого не доходило. Раньше санация шла сама собой.

      Мысль о вынужденном телефонном разговоре разозлила еще больше.

      – Может, вам тоже стоит в этом поучаствовать? Вам даже переодеваться не придется.

      На какое-то время стало тихо, Май-Бритт продолжала смотреть телевизор.

      – Почему вы это сказали?

      Было непонятно, огорчена она или сердита, и Май-Бритт продолжила:

      – А вы посмотрите на себя в зеркало, и глупые вопросы отпадут сами собой.

      – Чем вам не нравится моя одежда?

      – Какая одежда? У меня нет очков, и никакой одежды я на вас не заметила. Сожалею.

      Снова повисла пауза. Май-Бритт хотелось узнать, как Эллинор приняла ее слова, но она удержалась. На экране замелькали титры. Спонсор программы – производитель противозачаточных таблеток.

      – Можно я задам вам вопрос? – В голосе Эллинор зазвучали новые интонации.

      Май-Бритт вздохнула:

      – Мне кажется, у меня нет ни малейшего шанса вам в этом помешать!

      – Вам нравится быть злой? Вы получаете от этого удовольствие? Или вы ведете себя так, потому что чувствуете себя неудачницей?

      Май-Бритт с ужасом почувствовала, что краснеет. Неслыханная наглость. Такого еще никто себе не позволял. Никто. Предполагать, что она неудачница, – да за такое оскорбление эту отвратительную девицу просто обязаны уволить!

      Май-Бритт нажала кнопку на пульте, увеличив звук. Нельзя показывать, что ты задета.

      – Я горжусь своим телом и не считаю, что должна прятать его. Я нравлюсь себе в этой блузке – если это она вас так возмущает.

      Май-Бритт по-прежнему не отрывала взгляд от телевизора.

      – Конечно, это личное дело каждого – можно одеваться как шлюха.

      – Да, точно так же, как личное дело каждого – закрыться в квартире и попытаться обжорством довести себя до могилы. Но ведь ни первое, ни второе не предполагает отсутствие у человека мозгов. Правда?

      Это была последняя фраза. Последнее слово осталось за Эллинор, из-за чего Май-Бритт разозлилась до предела.

      Оставшись одна, она тут же позвонила и заказала пиццу на дом.

      С отправки письма прошло шесть дней. За это время Май-Бритт постепенно успокоилась, и ее больше не охватывало невыносимое отвращение. Ей хватало того раздражения, которое у нее вызывала Эллинор. Но однажды вечером она услышала, как что-то упало в эту ненужную корзину, и раньше, чем крышка почтового отверстия закрылась, она уже знала, что от Ваньи пришло новое письмо. Май-Бритт немедленно ощутила, как изменилась атмосфера в квартире, ей даже не нужно было подходить к двери, чтобы убедиться в своей правоте.

      Она попыталась не обращать внимания на конверт и, проходя мимо двери, старалась