Стыд. Карин Альвтеген

уши Май-Бритт вопреки ее желанию. Ванья была одной из немногих женщин, приговоренных к пожизненному заключению. Около пятнадцати лет назад она задушила во сне детей и перерезала горло мужу, а потом подожгла дом, чтобы самой сгореть заживо. Во всяком случае, так она утверждала после того, как ее, сильно обожженную, спасли. Эллинор пересказала Май-Бритт статью из воскресного приложения к одной вечерней газете – репортаж о шведках, совершивших самые тяжкие преступления. Это все, что Эллинор знала о Ванье.

      Но Май-Бритт и этого хватило. А девица не успокоилась – пыталась вытащить из Май-Бритт, откуда та знает Ванью и еще какие-нибудь подробности. Разумеется, Май-Бритт ей не отвечала. Ее вообще очень раздражало то, что особа, приходящая убирать, не умеет держать рот на замке. Она говорила без остановки, не умолкая ни на секунду. Работающий речевой аппарат был, похоже, необходимым условием жизнедеятельности всего ее организма. А однажды она приволокла горшок с комнатным растением, маленькое лиловое страшилище, которому не понравилась хлорка. Или ночные заморозки на балконе. Эллинор грозилась пожаловаться и потребовать в магазине другой цветок, но, слава богу, в квартире Май-Бритт ничего такого больше не появилось.

      – Покупки делать по старому списку или у вас есть какие-нибудь новые пожелания?

      Май-Бритт смотрела телевизор, сидя в кресле. Это была одна из новомодных программ, в которой полураздетые молодые люди должны любой ценой остаться жить в отеле, для чего нужно как можно скорее обзавестись партнером противоположного пола.

      – Купите беруши. Желательно те, которые продаются в аптеке, из желтого пенопласта, для шумного производства и полной звукоизоляции.

      Эллинор записала. Май-Бритт бросила взгляд в ее сторону, ей показалось, что под челкой, где-то над вырезом блузки, откуда вот-вот вывалится грудь, мелькнула улыбка.

      Эта особа сведет ее с ума. Невозможно понять, что с ней не так – почему Эллинор не поддается на провокации. Ни от кого Май-Бритт не хотелось избавиться так сильно, как от нее, но все старые приемы почему-то не работали.

      – А куда подевалась умница Шаиба? Почему она больше не приходит?

      – Не хочет. Мы с ней поменялись сменами, она у вас работать отказалась.

      Надо же. Шаиба была вполне ничего. Теперь Май-Бритт мечтала вернуть ее.

      – Можете передать, что я очень ценила ее работу.

      Эллинор спрятала список покупок в карман.

      – Тогда вам не стоило называть ее чернокожей шлюхой. Не думаю, что она восприняла это как подтверждение того, что ее высоко ценят.

      Май-Бритт вернулась к телевизору.

      – Вот уж действительно, что имеем – не храним.

      Он бросила взгляд на Эллинор – та снова улыбалась, Май-Бритт была в этом уверена. Нет, у этой особы явно что-то не в порядке. Она, наверное, инвалид по психиатрии.

      Можно только представить, о чем говорят друг с другом эти социальные работники. Такого Получателя, как она, они должны ненавидеть. Именно так их и называют – не пациенты, не клиенты, а Получатели. Получатели социальной помощи. Они