Последняя среда. Литература о жизни (Тема номера: Прошлое). Коллектив авторов

первой книги Тихонова «Жизнь под звездами» post faktum звучит, как невеселое пророчество. Хотя эти первые звезды – не кремлевские рубиновые (тех еще не было), а настоящие. У книги подзаголовок – «Из походной тетради»: в Первую мировую Тихонов служил в гусарском полку, гордился участием в кавалерийской атаке. Ранние книги «Орда» и «Брага» – продолжение традиции Киплинга – Гумилева на «революционном материале». В 20-е проявил себя и как талантливый прозаик. В тридцатые становится правильным советским писателем, издающим правильные стихотворения на правильные темы. Последний его взлет – стихи 34–37 годов о парижской любви. Не брезговал прямой лестью кремлевским вождям, но знал, что более ценится завуалированная, например, стихи о родине Сталина – Грузии. Несмотря на это считается, что от ареста его спасла финская война. Во время Второй мировой находился в блокадном Ленинграде. Потом получал все больше Сталинских премий, писал все понятнее и хуже. Перед смертью вернулся на круги своя – прочел по радио запрещенные в Советском Союзе стихи Гумилева.

* * *

      Длинный путь. Он много крови выпил.

      О, как мы любили горячо —

      В виселиц качающемся скрипе

      И у стен с отбитым кирпичом.

      Этого мы не расскажем детям,

      Вырастут и сами все поймут,

      Спросят нас, но губы не ответят,

      И глаза улыбки не найдут.

      Показав им, как земля богата,

      Кто-нибудь ответит им за нас:

      «Дети мира, с вас не спросят платы,

      Кровью все откуплено сполна».

      1921

      Саволакский егерь

      На холме под луною он навзничь лег,

      Шевелил волоса его ветер,

      Ленинградский смотрел на него паренек,

      Набирая махорку в кисете.

      Не луна Оссиана светила на них,

      И шюцкора значок на мундире

      Говорил, что стоим мы у сосен живых

      В мертвом финском полуночном мире.

      Егерь был молодой и красивый лицом,

      Синевою подернутым слабо,

      И луна наклонилась над мертвецом,

      Как невеста из дальнего Або.

      Паренек ленинградский закрутку свернул,

      Не сказал ни единого слова,

      Лишь огонь зажигалки над мертвым сверкнул,

      Точно пулей пробил его снова.

      1940

* * *

      Никаких не желаю иллюзий взамен,

      Будто ночь и полуночный час,

      И один прохожу я по улице Ренн

      На пустынный бульвар Монпарнас.

      Под ногами кирпичный и каменный лом,

      Спотыкаясь, блуждаю я здесь,

      И на небе, что залито черным стеклом,

      Ничего не могу я прочесть.

      «То ошибка! – я ночи кричу. – Ведь она

      Не в Помпее жила, это ложь,

      Так зачем этот мрак, не имеющий дна,

      Этот каменный, пепельный дождь.

      О, не дай же ей, ночь, погибать ни за что,

      Разомкнись и ее пожалей,

      Беспощадной, светящейся лавы поток

      С пикардийских вулканных полей».

      (1937–1940)

      Николай Ушаков. «Подробности времени»

      Николай УШАКОВ (1899–1973)

      Самый некровожадный из поэтов этой книги.

      Выпускник