Вангелия. Анна Берсенева

произнесла Снежана. – Ну, злость?

      – Чувствовала. И боялась ее.

      – А сейчас?

      – И сейчас боюсь. – Ольга не ответила на вопрос о злости: ей не хотелось, чтобы Снежана поняла, что злость, свойственная ей, совсем не свойственна всем людям вообще и Ольге в частности. – Но стараюсь не думать о ней.

      – И я стараюсь, – вздохнула Снежана. – Но у меня ничего не получается.

      – Почему же не получается? – улыбнулась Ольга. – По-моему, все у тебя получается. И получится.

      – Я думала… Думала, вы про то пришли говорить… Что в классе было.

      – Зачем же? – пожала плечами Ольга. – Есть много другого, о чем мы с тобой могли бы поговорить, правда?

      – Нет. Я не могу. Ни о чем.

      Захлопнулись створки ракушки. И что делать с этой девочкой, как помочь ей вырваться из замкнутого круга? Не помогают наивные педагогические приемы, зря Ольга радовалась…

      Она расстроенно смотрела на Снежану. Не на Снежану даже, а только на ее затылок.

      Что ж, значит, придется с этим смириться. К счастью, есть другой человек, которому она совершенно необходима…

      Ольга поправила наконец сбившуюся прическу – только сейчас она вспомнила о ней, – поднялась с кровати и молча вышла из спальни.

      Никогда Ольга не видела такого парка, как этот, принадлежащий Дому слепых. То есть видела, но это было так давно, что тот парк – в бабушкином имении под Тамбовом – можно было считать даже не воспоминанием уже, а просто фантомом воображения.

      Ольга с Вангелией шли по аллее. Ольге хотелось взять Вангелию за руку, но она удерживала себя от этого. Тут уж дело не в душевных движениях, а просто в том, чтобы девочка научилась уверенно ходить без посторонней помощи.

      К тому же – Ольга с удивлением это замечала – чуткость, которой обладала Вангелия, далеко выходила даже за грань той несколько преувеличенной чуткости, которая присуща слепым людям вообще.

      – Тебе не тяжело здесь, Ванга? – спросила Ольга.

      – Да что вы! – та даже рукой махнула. – Это дома было тяжело. И за малыми следить, и по хозяйству.

      За год, проведенный в Доме слепых, Вангелия сильно переменилась. И движения ее стали утонченнее, и речь грамотнее, хотя и мелькали в ней иногда простонародные нотки. Впрочем, Ольгу это не задевало. В конце концов, здесь не институт благородных девиц, это она понимала, и пытаться это изменить было бы глупо. Воспитанники – в основном дети из простых семей. Часто из совсем бедных, вот как семья Панде Сурчева. И научить этих детей надо не отвлеченным светским манерам, а насущным житейским навыкам.

      – Я не о работе, – сказала Ольга. – Вообще – о нашей здешней жизни. Не трудно тебе в ней?

      Вангелия улыбнулась, покачала головой:

      – Не трудно. Мне хорошо. Я такая счастливая!

      – Знаешь, Ванга… – сказала Ольга. – Я ловлю себя на мысли, что часто хочу тебе что-нибудь рассказать. Даже если тебя рядом нет. Это так странно! Ведь мы с тобой совсем недавно знакомы.

      Вангелия обернулась к Ольге. Казалось,