Клятва королевы. К. У. Гортнер

доньи Клары. У меня кружилась голова от постоянных предупреждений о царившем при дворе разврате, о безнравственной натуре фаворитов моего сводного брата и свободной морали его королевы, об интригах его придворных и опасных амбициях знати. Имена грандов Кастилии и их семейные связи вбивали мне в голову словно катехизис, пока однажды вечером, выйдя из покоев матери, я не бросила в гневе Беатрис, что никогда не снизойду до того, чтобы подслушивать у замочных скважин или прятаться за шпалерами. Беатрис лишь кивнула и сухо ответила:

      – Конечно. Разве инфанта Кастилии может вести себя словно обычная шпионка? Предоставь это мне.

      Глядя, как Беатрис передает наши саквояжи слуге, я не сомневалась – она справится с любой задачей. С тех пор как ей стало известно о нашем отъезде, она прямо-таки сгорала от предвкушения, словно мы готовились к некоему празднеству. Несколько раз в день практиковалась в хороших манерах, хотя реверансы ей никак не давались, и в конце концов заявила, к немалому возмущению доньи Клары, что скорее научится владеть мечом. Сожалела она лишь о том, что ей придется покинуть отца, – дону Бобадилье предстояло остаться с моей матерью. Я восхищалась отвагой Беатрис, хотя и понимала, что ее может ждать неприятный сюрприз. Одно дело – тосковать по приключениям, и совсем другое – самой в них ввязаться.

      Мы стояли на пороге замка, ожидая Альфонсо, который сажал собак на цепь, чтобы они не последовали за нами. Он вел себя стоически, но уверенности в себе ему недоставало, хотя, вняв совету Беатрис, я предпочла не делиться с ним своими опасениями. Встреча с Вильеной стала для Альфонсо первым знакомством с придворным, и я подозревала, что ему несколько не по себе. Похоже, он начинал по-настоящему осознавать, чем может закончиться наш отъезд.

      И все же изо всех сил старался оставаться прежним отважным Альфонсо.

      – Маркиз говорит – нам нужно скоро ехать, если хотим добраться до Сеговии до захода солнца.

      Кивнув, я повернулась к матери, которая ждала в кресле, закутавшись в шаль и прижав к горлу унизанную перстнями руку. Когда она встала, ветер пошевелил ее вуаль, приоткрыв серебристые пряди на висках. Альфонсо поднялся на цыпочки, поцеловал ее в щеку. Она привлекла его к себе, и на глазах ее выступили слезы.

      – Ты – инфант де Трастамара, – услышала я ее голос. – Никогда об этом не забывай.

      Альфонсо отошел в сторону, и я расцеловала мать в щеки:

      – Adiós[14], мама. Да хранит тебя Бог. Напишу, как только смогу.

      Она коротко кивнула:

      – И тебя, hija mía. Пусть все у тебя будет хорошо. Ступай с Богом.

      Я повернулась к няне. На моей памяти не было ни дня, когда донья Клара не делала бы мне замечаний, наставляя на истинный путь, не следила бы за мной, уберегая от возможной беды. Но открытого проявления чувств я от нее не ожидала, как, скорее всего, и она от меня. Однако, когда мы обнялись, я почувствовала, как дрогнуло ее крепкое тело и едва заметно сорвался голос:

      – Помни все то, чему я тебя учила. Никогда не поддавайся страсти. Я оберегала тебя сколько могла, но теперь

14

До свидания (исп.).