Теллурия. Владимир Сорокин

Да, ставили на горох, пороли! Зато нынче – каков результат? Живая, правильная русская речь, заслушаешься! Государственный порядок! У нас, во всяком случае… Не согласны?

      – Насчет порядка… не знаю. Речь правильная, кто спорит. Вот носители ее…

      – Вызывают у вас вопросы?

      – Собственно, даже не сами они, а образ их. Слишком много морд.

      – А это, граф, батенька вы мой, еще советское наследие.

      – Да сколько уж можно на совок валить…

      – Тотальный геноцид народа русского за шестьдесят лет не восполнишь. Большевики истребляли цвет нации, расчищая поле для жидовских репьев да быдляцкой лебеды. Вот она и дала потомство, лебеда-матушка! Ее с корнем трудненько выдернуть!

      – М-да… мурло, мурло по всей земле, во все пределы…

      – Что?

      – Так, вспомнилось…

      – А архитектура? А внимание к жилищу своему? Когда, в какие времена оно было у русского народа?

      – Никогда. Народ жил в хлеву, а элита строила себе черт знает что.

      – Не имея при этом понятия о том, что она, собственно, хочет – Версаль, Дворец Советов или…

      – Эмпайр-стейт-билдинг.

      – Спрашиваю вас, граф: а когда же это понятие впервые у нас возникло?

      – Когда распались.

      – Да-с, батенька! Когда распались! Вот тогда и обратили внимание на собственные жилища! На города! В моем городе нынче – ни одного случайного дома! Городской архитектор – бог! Ему у нас все кланяются! Особые полномочия-с! Лицо города! Мо-е-го го-рода! Я в нем живу, я за него и отвечаю перед историей, перед мировой культурой, простите за пафос!

      – Не прощу… – усмехнулся граф, отпивая из фляжки.

      – Как у нас теперь строят? Вни-ма-тельно! Ответственно! Вкус! Наследие! Осторожность! Осмотрительность!

      – Осмотрительность… – повторил граф, глянув в сторону темнеющего леса. – Теперь она – вечный спутник русского человека.

      – Русью, батенька, на Среднерусской возвышенности запахло токмо после распада.

      – Согласен. До этого были другие запахи…

      – Святая правда! Располагайтесь, выпьем, а я вам случай один расскажу.

      Они уселись на ковер, расстеленный под старым, уже потерявшим свою листву дубом. На ковре стоял походный столик князя с традиционной бивуачной закуской и перцовкой в круглой зеленой бутылке, оплетенной медной проволокой. Слугам на охоте быть не полагалось, князь сам наполнил серебряные стопки.

      – С полем, граф! – поднял стопку князь своей чуть дрожащей тонкопалой рукой.

      – С полем, князь. – Стопка исчезла в широкой длани графа.

      Выпили, стали закусывать. Проворный Тришка тем временем, насадив на шампуры кусочки лосиного сердца и филея, стал обжаривать их на пламени костра.

      – Когда развалилась постсоветская Россия и стали образовываться так называемые государства постпостсоветского пространства, наш первый правитель, Иван Владимирович, однажды пригласил нас, новых рязанских дворян, к себе. Обмен мнениями, банкет, гусляры, как обычно. А потом, за полночь, когда остался токмо