Борджиа. Клабунд

дворца, он приобрел и обустроил для нее дом. Ничто не было упущено. Даже муж. Он сочетал ее браком с Джорджио де Кроче, уступчивым, продажным господином, которого он определил в отцы своих детей. Ванноцца лежала на ложе после мучительных родов, погруженная в глубокий сон. Врач и акушерка беззвучно сновали по ковру взад и вперед, как две белки. В глубине комнаты у окна сидел испанский астролог с его инструментами и картами, смотрел на небо и составлял ребенку гороскоп.

      Акушерка искупала ребенка. Она принесла его на чистой подушке и поднесла отцу прямо к его толстому, покрытому веснушками носу.

      – Это девочка, ― проговорила она.

      Родриго Борджиа провел правым указательным пальцем по лбу крохотного существа и механически осенил крестом. «Девочка! ― подумал он. ― Я ожидал мальчика. Мальчиков не может быть слишком много. Они продолжатели рода. Рода Борджиа. Но мальчики уже были. Хуан и Чезаре уже родились. Говорят, что родится мальчик, если больше любит мужчина, и девочка, если больше любит женщина. ― Он посмотрел поверх ребенка на мать. ― Кто же должен родиться, если не любили ни отец, ни мать?» ― размышлял он.

      Тут ребенок еще больше искривил свое пока еще сморщенное старческое личико, так что стал выглядеть как смятая невидимой рукой пергаментная бумага. Потом у крохотного существа внезапно приоткрылись склеенные глазки, как узкие щелочки. Существо, казалось, хотело рассмотреть через приоткрытые веки толстого, большого человека, который стоял перед ним.

      «Ты ― мой отец? ― спрашивало оно удивленно. ― Думал ли ты обо мне, когда ты создавал меня? Хотел ли ты создать человека твоей нечистой крови? Или, может быть, ты хотел чего-то прелестного, прекрасного, мягкого, нежного, благородного, обладателя всех тех качеств, которые чужды тебе и твоей семье? Хотел ли ты пережить себя самого, оставить след в Вечности, в этом стремительном вихре Времени, или ты скоро выбросишь и забудешь меня, как завявший цветок?»

      Глаза ребенка спрашивали, не надеясь получить ответ. Они светились неопределенным серебристым блеском, и еще нельзя было понять, будут ли это синие, коричневые или черные глаза.

      IX

      В седьмой день рождения Чезаре Родриго Борджиа явился в комнату сына, чтобы разбудить его отцовским поцелуем.

      Адриана Мила, тетка, принесла кукурузный пирог, в котором горели семь свечей, подозрительно похожих на фаллус. Родриго держал в руке пергаментный свиток.

      Мальчик, еще совсем сонный, протянул к нему руки.

      – Ты все это получишь, мой маленький сын, ты получишь все это и впридачу все, что записано в этой бумаге.

      И Родриго Борджиа развернул свиток и начал читать:

      «Все доходы пребендов ⁽⁹⁾ и должность каноника собора Валенсии даруются Синьору Чезаре Борджиа».

      – Отныне ты: Синьор Чезаре Борджиа! ― гордо произнес отец и прикоснулся ко лбу сына. ― Синьор Чезаре Борджиа назначается казначеем Картахены. ― Казначей Картахены ― это ты. ― Родриго рассмеялся так, что его обвисшие щеки затряслись.

      Мальчик разозлился:

      – Не смейся, папа. Жизнь совсем не смешна.

      Дон Родриго остановился, насторожился.