Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Фридрих Глаузер

кривой.

      Кивок.

      – Как тебя зовут?

      – Мари… Мари Клеман.

      – А я вахмистр Штудер из Берна. Вчера человек, который встретил тебя сегодня утром на вокзале, попросил меня о помощи – в том случае, если что-нибудь произойдет в Швейцарии с его родственниками. Он рассказал мне сказку, но из этой сказки одно оказалось правдой: твоя мать мертва.

      Штудер остановился. Он думал о свисте. Никакой стрелы. Никакого духового ружья. Никакой пестрой ленты… Газ!.. Газ тоже свистит, если выходит из газовой горелки… Тоже?.. И опять склонился над температурной кривой.

      Вечерняя температура восемнадцатого июля и утренняя температура девятнадцатого была 37.25. Над этой чертой было отмечено:

      «Сульфат хинина 2 км»

      С каких пор хинин давали километрами? Описка? Вероятно, речь шла об инъекции и вместо 2 куб. см, что было бы сокращением для кубического сантиметра, какой-то растяпа написал «километр».

      Странно…

      – Твой отец, – продолжал Штудер, – умер в Марокко. В Фезе. Как я слышал, он там занимался разведкой руд. Для французского правительства… Кстати, кто был тот человек, который встретил тебя сегодня на вокзале?

      – Мой дядя Маттиас, – ответила Мари удивленно.

      – Все сходится, – сказал Штудер. – Я познакомился с ним в Париже.

      Воцарилось молчание. Вахмистр сидел за низким письменным столом, удобно откинувшись назад. Мари Клеман стояла перед ним и теребила свой носовой платок. Тишину нарушил пронзительный звонок телефона. Мари хотела встать, но Штудер дал ей знак, чтобы она оставалась на месте. Он взял трубку и ответил так, как он обычно отвечал в офисе своего управления:

      – Да?

      – Можно фрау Клеман?

      Неприятный голос, резкий и громкий.

      – В настоящий момент нет, могу я ей что-то передать? – спросил Штудер.

      – Нет-нет! Впрочем, я знаю, что фрау Клеман мертва, Вы меня не проведете. Вы, наверное, из полиции? Хахахаха…

      Настоящий актерский смех! Человек произносил «Ха». Затем в трубке послышались гудки.

      – Кто это был? – спросила Мари боязливо.

      – Шутник, – сухо ответил Штудер. И вслед за этим спросил, – А где сейчас твой дядя Маттиас?

      – Католические священники каждое утро, – ответила устало Мари – каждое утро должны служить мессу… Где бы они ни находились. Иначе, я думаю, им нужно получить разрешение… От Папы… или от епископа… я не знаю…

      Она вздохнула, взяла температурную кривую и стала внимательно ее изучать.

      – Что это значит? – вдруг спросила он и указала на синий крест.

      – Это? – Штудер встал за девушкой. – Это, скорее всего, день смерти твоего отца.

      – Нет! – вскрикнула Мари. Зaтем она продолжала более спокойно. – Мой отец умер двадцатого июля. Я сама видела свидетельство о смерти и письмо генерала! Мой отец умер двадцатого июля 1917.

      Она замолчала и Штудер замолчал тоже.

      После недолгого молчания Мари продолжала:

      – Мать рассказывала