Скажи это Богу. Елена Черникова

памяти.

      У хороших старинных часов память непереполняемая. В отличие от компьютерной.

      Они все хранят, и подчас им очень тяжело. Сегодня часы уловили протест, внутреннюю борьбу и смятение. Алина поняла, что часы все знали о ее разговоре с профессором еще до того, как она вошла в квартиру. И привычная к их проницательности, она помахала рукой стрелкам: «Привет, бродяги!»

      Алина сняла зеленый костюм – единственное, что понравилось профессору сегодня, – и запрятала его в недра гардероба.

      Побродила по притихшей, затаившейся квартире и вернулась к письменному столу. Пусто. В голове так пусто, в душе так страшно. Ничего не получается. Крокодил не ловится, не растет кокос…

      И когда зазвонил телефон, Алина, уверенная, что это опять лезет со своим ясновидением профессор Неведров, устало и тускло ответила:

      – Ну что еще?..

      – Привет-привет, – весело промурлыкал голос Степана Фомича. – Мур-мяу.

      – Привет, – подправила голос Алина. – Как дела?

      – Отлично. А у тебя? Чем занимаешься?

      – Сижу за компьютером и пишу роман века.

      – Как обычно, – удовлетворенно заметил бывший повелитель. – О чем на сей раз?

      – Как обычно, – подтвердила Алина.

      – Значит, про меня, – сказал Степан Фомич. – Кстати, ты хорошо выглядишь, как я успел заметить в кафе.

      – Как обычно, – согласилась Алина. – Ты тоже.

      – Ну что ж, я рад. Желаю творческих успехов.

      – Спасибо. Счастливо.

      – Пока, – чирикнул Степан Фомич.

      Трубки повесили одновременно.

      «По завершении великой стройки все ударники получили ордена, медали, протезы и другие награды…» – сказала Алина компьютеру и начала ворошить все файлы подряд – в туманной надежде, что она хоть что-нибудь где-нибудь забыла и что есть хотя бы одна строчка, ни сном ни звуком не соединенная со светлым образом негодяя Фомича.

      Теперь она не боялась мысленно бранить его негодяем, мерзавцем, скотиной и так далее, поскольку поняла, что лично ему от этого ни холодно ни жарко. Хотя – кто его знает! – ведь позвонил. Ведь встрепенулся же! А сколько лет прошло…

      Значит, тоже помнит – и не только тунисских кошек, а и московские зимы, особенно те мглистые февральские ночи, когда впереди не стало света.

      Радость выше счастья

      …где-то в небе ночном

      ждет вопроса ответ.

Из песни Александра Царовцева

      …где-то на окраине души

      Нарыв разлук взрезают

      Божьи ножницы:

      «Пиши, пиши…»

Из стихотворения Любови Воропаевой

      С тех пор как сочинять книги ей стало очень трудно, Алина почему-то каждое утро просыпалась под какую-нибудь песню, прилетавшую самостоятельно, без спросу.

      Сегодня с изумлением Алина прослушала: «…туфли надень-ка. Как тебе не стыдно спать! Славная, милая, смешная енька Нас приглашает танцевать!»

      Народы СССР несколько лет сходили с ума от летки-енки в прошлом веке, в начале 60-х. Первый