Герои. Джо Аберкромби

смущенно хохотнул.

      – Я заверил маршала Кроя, что к ночи мы будем на позиции под Осрунгом. Останавливаться мы не можем.

      – Это можно было бы сделать…

      Мид едва удостоил ее взгляда.

      – Ох уж эти мне женщины с их благотворительными прожектами, а? – бросил он.

      Офицеры угодливо заржали. Финри прорезала ржание пронзительно-насмешливым голосом:

      – Ох уж эти мне мужчины с их играми в войну, а? – И, звучно шлепнув перчатками по плечу капитана Хардрика, сказала: – Сколь глупый, чисто женский вздор – пытаться спасти одну или две жизни. Теперь я это вижу. Нет уж, пускай падают и мрут как мухи в придорожной пыли. А мы лучше повергнем их страну в пожарище и мор, где это только возможно, и оставим здесь выжженную пустыню. Уж это, я уверена, научит их должному уважению к Союзу и его методам! Вот это действительно мужество и героизм!

      Она оглядела офицеров. Они хотя бы перестали смеяться. В частности Мид – он выглядел на редкость серьезно, а это кое-что.

      – Полковник Брок, – процедил он. – Думаю, вашей жене уместнее ехать с другими дамами.

      – Я только что хотел это предложить, – засуетился Гарод.

      Ухватил поводья ее коня и остановился, остальные проехали дальше.

      – Да что ты, черт возьми, творишь? – прошипел он сдавленно.

      – Этот твой Мид – черствый мужлан, форменный идиот! Деревенщина, возомнивший себя военачальником!

      – Фин, приходится работать с теми, кто есть. Прошу тебя, не цапайся с ним. Ради меня! У меня нервы, черт возьми, в конце концов не выдержат!

      – Прости.

      Нетерпение у нее вновь переплавилось в чувство вины. Не из-за Мида, само собой, а из-за Гара, который в сравнении с другими вынужден был выказывать вдвое большую храбрость и исполнительность, чтобы не подпадать под давящую тень своего отца.

      – Только я терпеть не могу глупости, что творятся в угоду напыщенной гордыне одного старого дуралея, когда все это с таким же успехом можно делать по-умному.

      – Думаешь, легко прислуживаться обалдую-генералу, когда из-за этого над тобой еще втихомолку и подсмеиваются? Может, с какой-никакой поддержкой он будет действовать хоть немного правильнее.

      – Может быть, – сказала она с сомнением.

      – Ну так можешь ты держаться с остальными женами? – стал подольщаться он. – Ну прошу тебя. По крайней мере, до поры.

      – В этом змеюшнике? – Она скорчила гримаску. – Где только и разговоров, что о том, кто кому изменил, у кого бесплодие и что носят при дворе? Дуры набитые, все как одна.

      – Ты обращаешь внимание, что у тебя дуры набитые все, кроме тебя?

      Она распахнула глаза.

      – Ты это тоже замечаешь?

      Гарод глубоко вздохнул.

      – Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но задумайся, кому ты помогаешь. Ты бы могла накормить тех людей, если бы действовала обходительней, – он потер переносицу. – Я переговорю с квартирмейстером, попробую что-нибудь устроить.

      – Ну