Герои. Джо Аберкромби

такового нет. У них несколько тысяч карлов – что-то вроде профессиональных воинов, считай, выросших в боях, со своим снаряжением и оружием. Они составляют переднюю стену из щитов при атаке. А на каждого карла приходится несколько подневольных – селян или мастеровых, принужденных платить повинность трудом и воинской службой. Эти обычно вооружены легко, копьем или луком, но и среди них зачастую попадаются закаленные воины, они могут служить в качестве командиров, телохранителей или разведчиков в небольших отрядах, именуемых дюжинами. Вроде этих, – она указала на разношерстное, как попало одетое воинство Ищейки, нестройно бредущее по кромке холма справа от колонны. – Сколько всего людей у Черного Доу, точно не знаю. Сомневаюсь, что о том ведает и сам Доу.

      – Как много ты знаешь, – сморгнув, впечатлилась Ализ.

      «Я такая», – не прочь была сказать Финри, но ограничилась небрежным пожатием плеч. Ничего необычного в этом нет. Надо просто слушать, замечать и ни в коем случае не разевать рта прежде, чем досконально обо всем проведаешь. В конце концов, знание – корень силы.

      – Война ужасна, правда ведь? – спросила Ализ со вздохом.

      – Она уродует пейзаж, душит торговлю и ремесла, убивает невинных и карает виноватых, бросает скромных людей в нищету и дырявит мошну зажиточным, а производит только трупы, памятники да непомерно раздутые легенды.

      Финри забыла упомянуть, что при этом она предлагает огромные возможности.

      – А сколько людей оказывается калеками, – вставила Ализ, – а сколько погибает.

      – Ужас, что и говорить.

      Хотя мертвые оставляют места, куда тут же могут ступить те, кто пошустрее. Или куда расторопные жены успеют быстренько направить мужей…

      – А эти вот люди теряют кров, теряют все.

      Ализ с повлажневшими глазами смотрела на людской поток, бредущий навстречу. Его оттесняли с тракта солдаты, и люди тянулись вдоль обочины, глотая пыль. Это были в основном женщины, ужасно оборванные. Встречались среди них и старики, и дети. Безусловно северяне. Несомненно бедные. И даже более чем бедные, поскольку у многих не было вообще ничего, лица измождены от истощения, щеки запали от голодухи. Они шли, стискивая ужасающе убогие пожитки. На солдат Союза, шагающих тут же, рядом, они не смотрели ни с ненавистью, ни со страхом в глазах. Проявлять чувства им мешала тяжелая опустошенность.

      Финри толком не знала, от кого они бегут и куда держат путь. Не ведала и того, какой ужас заставил их сняться с насиженных мест, а какой еще ждет впереди. Изгнаны из своих жилищ перипетиями войны. Глядя на этих людей, она ощущала себя постыдно защищенной, вызывающе благополучной.

      – Надо что-то делать, – задумчиво произнесла Ализ.

      Финри стиснула зубы.

      – Ты права.

      Она пришпорила лошадь, наверное, обдав ошметками грязи белое платье Ализ, и, гарцуя, въехала в группу офицеров, представляющих собой мозг дивизии, отнюдь не всегда работающий безупречно.

      Здесь говорили на языке войны. Диспозиция и тыловое снабжение. Погода и воинский дух.