Будущее. Дмитрий Глуховский

пришвартовывается еще один такой же аппарат – рама с четырьмя винтовыми турбинами и капсула с пассажирами. Но вместо полиции в проем шлюза прыгает какая-то телочка с надписью «Пресса», туго натянутой на задранный бюст.

      Прячусь внутрь капсулы. Не люблю этих шлюх.

      – Да у вас тут шоу, а не спецоперация!

      – Общество имеет право знать правду, – чьими-то чужими словами отвечает Райферт.

      Я улыбаюсь, но Аполлон меня не выдает.

      Райферт тоже втискивается внутрь, дверь пшикает, и турболет отлепляется от башни. Полицай стаскивает шлем со своей круглой потной башки, ставит его на пол. Стрижка «маринз», свинячьи глазки и второй подбородок. Налицо ожирение головного мозга и неконтролируемое деление клеток мышечной ткани.

      Он ловит мой взгляд и прочитывает его. Полицейские рефлексы.

      – Не смотри на меня так, – говорю я Райферту. – Может, я тебе еще жизнь спас. Сейчас как рванет…

      Может, всего через минуту апельсины в траве, желтое фрисби и девушка Надя станут такой же небылью, как тосканские холмы. Из новостей узнаем.

      «Октаэдр» отъезжает, словно огромная шахматная ладья, другие фигуры-небоскребы лезут на передний план, задвигая на задний план восьмиугольную башню с перевернутыми садами. Турболет, чуть покачиваясь, ныряет в разрывы между столпами. Райферт сам ведет машину.

      Воздух пуст. Кроме полиции и неотложки, никому летать не дозволено. Для всех прочих – общественный транспорт: тубы и лифты, – и перемещения строго по осям координат. И только для этих засранцев мир существует в настоящем 3D.

      – Вы себе тут «Полет валькирий» не ставите треком? – завистливо интересуюсь я.

      – Да пошел ты, умник… – огрызается этот дуболом.

      – Я бы ставил.

      – А я бы тебе… – Он дальше бурчит что-то невнятное, предположительно в грубую казарменную рифму; я великодушно не уточняю, что он там плетет.

      Коммуникатор все еще моргает вызовом. Я опаздываю, но без меня там, похоже, решили не начинать. Я чувствую, что снова нашел потерянный пульт от своей жизни. Все снова под контролем. Все под контролем.

      – Гады, – бубнит себе под нос Райферт.

      – Это мы сейчас о чем?

      – Партия Жизни. Если это правда… Они переходят все границы. И ради чего?!

      – Ты что, никогда не видел их агиток? Жизнь неприкосновенна, право на продолжение рода священно, человек без детей – не человек, бла-бла-бла, отмените Закон о Выборе.

      – А перенаселение?

      – Этих ребят не заботит перенаселение. Им плевать на экономику, на экологию, на энергетику. Мальчикам просто резинки жмут, а девочек от гормонов разносит, вот и вся история. Ребята не хотят думать о будущем. Хорошо, что есть мы. Мы подумаем за них.

      – Но теракт?! Жизнь-то неприкосновенна!

      – Не удивлюсь, – говорю я. – Они борзеют с каждым днем. Уверен, у них там есть теоретики, которые на раз-два докажут, что ради того, чтобы спасти миллионы человек, необходимо пожертвовать тысчонкой.

      – Вот скоты! – Он сплевывает.

      – Ничего. Рано или поздно мы до них доберемся. Этих-то