White Nights and Other Stories. Fyodor Dostoyevsky

голову. – Вот шо я тебе скажу, мила моя, шустренько сбираемси и на конюшню, шоб на конюха поглядеть.

      – Чу, сдурела? Позор-то якый!

      – А хвостом крутить перед чужими мужиками – не позор? Ты думки свои распрями… Бери, чё у тебя тама есть: картошку, молочка, хлеб, и неси дорогому мужу вечернюю. Учить тебя, шо ли? Жёнка пришла мужа проведать и накормить…

      – Не сготовила я, – вздохнула Мария. – Ребятишки молочком обошлися… Хворала на постели, сама ж видала…

      – Ай, чёрт с им… – вскочила Стешка. – У меня есть, пошли…

      Недолго думая, женщины отправились на конюшню, чтобы поймать нерадивого мужа с поличным. Больше всего этого желала Стешка, всем известная сорока до сплетен. Дойдя до заветного места, соседки остановились, посмотрели друг на друга.

      – Темно, хоть глаз коли, – возмущалась Трофимова. – Дорога – ноги переломаешь.

      – Тихо ты, – Маша дёрнула попутчицу за рукав фуфайки. – Гляди, свет в конюшне, значится, тута он.

      – Енто ничого не значить, – Стеша заволновалась. Вдруг всё дело обломится, а так хотелось соседям донести из первых уст.

      – А твой-то где? – подкрадываясь ближе к конюшне, шептала Маня.

      – Где-где, у Мельниковых поминки, тама он.

      – А ты чаво не пошла?

      – Охота мне на их пьяные рожи глядеть. Помянула и к тебе…

      Женщины подошли ближе к зданию, прислушались. Тишина, только кони тихонько фыркают.

      – Не пойду, – простонала Мария у самых ворот. – Боязно…

      – Тьфу, ну шо ты будешь делать? – психанула Трофимова. – Мне, шо ль, итить? И як я объясню твоему Ваньке, шо я сюды припёрлася?

      Из-под навеса, где стоял огромный стог сена, послышался женский смех.

      – Вона, тама они… – довольная Стешка повернула голову. – Ну, покличь его…

      Трофимой до такой степени не терпелось уличить соседа в неверности, что даже не замечала, как она переминается с ноги на ногу, будто где-то в мыслях танцует вальс.

      – Ва-ань! – крикнула Маша, дрожащим голосом.

      Женский смех замолк. Из-под навеса зашептались.

      – Ва-ань! Ты где? – у Марии заколотилось сердце с такой силой, что хотелось бежать куда подальше, лишь бы не увидеть то, чего она больше всего боялась – измену.

      Тишина. Только собаки лают где-то во дворах, будто уже осуждают Ивана Грищенко за его беспутство.

      Внезапно послышалось шуршание сена. Со стога упал один сапог. В полумраке женщины разглядели мужчину, спускающегося по лестнице. В потёмках со спины не признать в нём ни Ваньку, ни какого-либо другого знакомого мужика. Незнакомец опустил ноги на твёрдую поверхность и, не оборачиваясь, начал шоркать рукой по земле в поисках второго сапога.

      Мария взяла себя в руки, подбежала, схватила сапог и молча протянула ищущему.

      – Порфирий… – упала боком на стог сена от удивления.

      Порфирий молча взял сапог, кряхтя натянул его и выпрямился. Положил руку на стог и приставными шагами стал было огибать его, чтобы незаметно