Строговы. Георгий Марков

Фишка насторожился. Пересиливая слабость, слез с постели и начал расспрашивать Кинтельяна:

      – Ну и как, нашли господа клад?

      – Как бы не так! Вместо золота песок повезли, – усмехнулся Кинтельян.

      – Песок! – удивился дед Фишка. Он помолчал немного и спросил: – Ну а не сказывали господа, где клад искать?

      – Как же, скажут, разевай рот шире! Об этом и разговору не было.

      – А вот Степан-то Иваныч все поди знает, он ведь провожатым у них был, – вздохнул дед Фишка.

      – Ни клепа он не знает!

      Мужики засмеялись. Один из них пояснил:

      – Они и от Зимовского поодаль держались: спали особо, ели тоже, а промеж себя по-хранцузски, кажись, разговаривали.

      – По-хранцузски! – обрадовался дед Фишка. – Ну а распрощались с вами честь по чести?

      – Распрощались по-хорошему, гневаться не на что. По двугривенному на чай, окромя заработка, прибавили.

      – Ого! – окончательно развеселился дед Фишка. – А еще приехать не обещались?

      – Про это ничего не сказывали. В Балагачевой погрузили мы на телегу два ящика с песком, и покатили они восвояси.

      В эту ночь, первый раз за время болезни, старик уснул крепким, безмятежным сном.

3

      Гулко бухал церковный колокол. У паперти толпились нищие. В Никольской церкви кончилась ранняя обедня.

      Захар выехал на середину площади и остановил коня.

      – Иди, Нюра, приложись, а я потом схожу, – сказал он, подбирая вожжи и пряча в сено ременный кнут. Анна вернулась заплаканная. Прикладываясь к иконе, она вспомнила о Матвее.

      Захар передал ей вожжи, снял картуз, пальцами расчесал свои кудрявые волосы и пошел в церковь.

      Двое полицейских остановились около телеги. Один подтолкнул локтем другого.

      – Хороша?

      Другой посмотрел на Анну и, приглаживая закрученный кверху ус, сказал, причмокнув языком:

      – Малина! Одна, молодка, приехала? – спросил он, заглянув Анне в лицо.

      – Как бы тебе не одна! Муж вон идет.

      Рослого парня, вывернувшегося из толпы, полицейский принял за мужа и поспешил отойти.

      Скоро в толпе показался Захар. Еще издали Анна заметила, что свекор рассержен. Он шел быстро, расталкивая людей плечом, помахивая рукой. На щеках, изрезанных морщинами, ярко проступал румянец.

      – Приложился? – спросила Анна.

      – Приложился на пятнадцать рублей!

      – Обокрали, что ли?

      Он ударил ладонью по карману поддевки.

      – Отсюда все до копейки вытащили. А я-то стою у иконы и думаю: «Что за притча такая – в кармане будто мышка зашевелилась?»

      – А ты не клади деньги куда не надо.

      – Ты меня не учи! – вскакивая на телегу, закричал Захар. – Коли б я в кабаке был, так за карман бы держался. А то я Богу молился. Это Николай-угодник виноват.

      Анна схватила свекра за штанину.

      – Сядь, батюшка, сядь, не кричи, Христа ради! А то городовой услышит, еще, чего доброго, в околоток заберет.

      Но