Зверинец Джемрака. Кэрол Берч

мысль, – согласилась Ишбель.

      – Деньжата есть? – спросил Тим.

      Сестра отрицательно покачала головой:

      – Все потратили.

      – Ну и ладно. – Тим достал из кармана трубку.

      Мы растянулись на носу нашего суденышка и закурили. Смеркалось, вечер становился все прохладнее. Ишбель откинулась на спину и положила ноги брату на колени.

      – Даже не знаю, как быть, – рассуждала она вслух. – Пойти, что ли?

      – Как хочешь.

      Наблюдая, как колечки дыма переплетаются и тают в неподвижном воздухе, Тим затянул песню, которой нас научил Дэн Раймер. Мы тогда гуляли, все втроем, и встретили его на Старой лестнице в Уоппинге.

      Табак – индейская трава,

      Срезают ее, подрастет едва…

      – Дурацкая песня! – Ишбель толкнула брата.

      Тот засмеялся и продолжил, а я подхватил. Помню, как мы сидели на ступенях лестницы с Дэном. Он курил длинную белую трубку и пел, не вынимая ее изо рта:

      Вот трубка фарфоровая бела,

      На радость нам, покуда цела,

      Как жизнь сама, касаньем руки

      Она обращается в черепки…

      Припев мы затянули хором:

      Подумай об этом, куря табак[5].

      Бывало, мы распевали эту песню с Коббом во дворе зверинца и смеялись, но никогда не могли вспомнить все слова. Вот и теперь мы замолкли после второго куплета и долго лежали в приятной тишине, пока Ишбель тихо и печально не произнесла:

      – Мне, наверное, пора идти.

      Тим открыл глаза и потрепал ее по ноге. Они с сестрой не были совсем уж на одно лицо, но сходство все замечали. У Тима подбородок был потяжелее, а у Ишбель – волосы темнее на тон. На щеках у нее играли глубокие, выразительные ямочки – они то появлялись, то исчезали. У брата их не было. Забавно, наверное, смотреть на лицо другого человека и знать, что оно совсем как твое. Словно в зеркало глядеться. Порой они так и смотрели друг на друга, будто завороженные. Раз я наблюдал, как они закрыли глаза и, хохоча, ощупывали друг другу лица руками, точно слепые, – у нее все кончики пальцев были обкусаны до крови, а у него пальцы были длинные и изящные.

      Мы со вздохом выкинули пустую бутылку в реку, повесили башмаки себе на шеи и по очереди поползли вниз по борту.

      Миссис Линвер заставила нас помыться, а потом накормила вкусным прозрачным бульоном. Мистер Линвер вырезал своих русалок, в огне трещали дрова. Мы втроем сидели за столом, возились, пихали друг друга. Миссис Линвер суетливо подбежала к Ишбель и поднесла ей стопку джина:

      – Глотни, детка, легче станет.

      – Не пойду, и все, – отрезала Ишбель, не глядя на мать, но джин взяла.

      – Не строй из себя дуру. – Миссис Линвер бросила сердитый взгляд на спутанные волосы дочери, в беспорядке разметанные по плечам. – Ты сегодня хоть раз к ним расческой прикасалась?

      – Нет.

      – Оно и видно. Иди одевайся лучше.

      – Ты не можешь меня заставить. Никто не может меня заставить. – Ишбель бросила озорной взгляд в мою сторону и неожиданно улыбнулась. «Ты-то понимаешь», –

5

Старинная песня; впервые опубликована в сборнике Т. д’Эрфи «Пилюли от меланхолии» в 1719 г. – Здесь и далее стихотворный перевод Григория Петухова.