Чужая луна. Игорь Яковлевич Болгарин

настойчиво поправила его Нина. – Как в святцах.

      – Пусть будет Мария, – неохотно согласился Слащёв.

      – Ну, и зачем это? Кому это интересно?

      – Дремучая ты, Нинка. Это же первый Маруськин документ. Их еще много у нее будет. А этот – первый: «метрическая запись». Самый главный документ.

      И Слащёв вышел. Вскоре в каюту вошла Авдотья:

      – Ну, як тут моя кнопочка? – спросила она.

      – Уже не кнопочка. Марусей величают.

      – Маруся? – переспросила Авдотья. – А я думала, вы ей якось панскэ придумаете. Маруся! Красиве имя, – и она стала расстегивать жакет.

      Глава пятая

      Адмирал Дюмениль оказался прав: около полудня «Генерал Корнилов» вошел в Босфор. В самом устье к нему подскочил небольшой юркий катер и на борт, тяжело отдуваясь, поднялся грузный турок – лоцман. Он учтиво поздоровался с капитаном и при этом прознес несколько слов:

      – Руссики: Карашо. Добри ден.

      Капитан с некоторым сомнением оглядел лоцмана, скорее сам себе, чем ему, сказал:

      – Ну, и как мы с тобой, друг сердечный, поведем крейсер?

      – Друг, карашо, – удовлетворенно кивнул лоцман и неожиданно спросил на чистом английском: – На каком языке капитан предпочитает общаться? На английском, французском?

      – Пожалуй, на английском, – принял предложение лоцмана капитан.

      – В таком случае тихо вперед! – приказал лоцман. – Следуйте строго за катером и больше придерживайтесь правого берега.

      Босфор был остаточно узкий для крейсера, но капитан вспомнил о том, что и через него, и через Дарданеллы совсем недавно без особых трудностей проходили суда и более крупные, такие, к примеру, как российские линкоры «Святой Пантелеймон» и «Императрица Екатерина».

      Они плыли мимо отдельно стоящих на обоих берегах скромных беленьких домиков. Большей частью они были сложены из мастного известняка. Между ними можно было заметить и совсем бедные хибарки, сколоченные из досок и фанеры. По улицам неторопливо ходили люди, двигались пароконные телеги, реже их надрывно тянули маленькие ослики. На берегу, у самого обреза воды, игрались дети.

      Чужая жизнь, до краев заполненная осенними хлопотами, была так понятна недавним крестьянам, за годы войны истосковавшимся по такой неспешной мирной работе.

      – Просо, что ли, убирают?

      – Какое просо! Кукурузу на корм. Второй урожай. У нас, гляди, она повыше.

      – Обыкновенное дело. Дождей кот наплакал. Считай, почти что Африка.

      – У нас косят в августе, когда стебель сочнее, слаще.

      – У их все по-другому. Даже месяц, и тот чужой.

      Чем дольше плыл «Генерал Корнилов» по Босфору, тем больше, скученнее становились селения. Потом они как-то незаметно и вовсе слились в один сплошной город с красивыми домами, белоснежными дворцами с византийскими куполами-полушариями. И повсюду, насколько хватал глаз, тонкими свечками возвышались минареты.

      – Константинополь, – сказал лоцман. – Он же Истамбул.

      – Когда-то наши давние предки называли его Цареградом, –