Жребий викинга. Богдан Сушинский

норманн и, развернув коня, неспешно покинул вершину холма, увлекая за собой десятку конников личной охраны.

      20

      Вся история человечества зиждется на том, что гордецы его неминуемо погибают на жертвенниках своей одинокой гордыни, в то время как хитрецы благостно почивают на лаврах своей вселенской хитрости.

Богдан Сушинский

      Тщедушный жрец никогда не обладал мощным басом, и это всегда уменьшало вес его слова, когда приходилось обращаться к оглохшим от рева штормов и лязга мечей воинам королевской дружины.

      Но вместо того чтобы немедленно воспользоваться спасительным жестом жреца, который освобождал его от ритуальной казни, и тут же демонстративно отречься от убийственной «воли жребия», Бьярн совершенно неожиданно для всех, возможно и для самого себя, проявил характер. Он молча ступил на жертвенный камень, именуемый еще и Ладьей Одина, и стал рядом с Торлейфом, лицом к лицу.

      – Уж не собрался ли ты превратиться в жертвенного палача, Бьярн? – язвительно поинтересовался тот.

      – Если бы действительно было решено отправить «гонцом к Одину» тебя, охотно взялся бы за ярмо. Забыл, что уже в третий раз подряд назвал меня среди достойных жребия викинга?

      – Разве ты этого не достоин? – желчно оскалился Торлейф.

      – Уходил бы ты отсюда, жрец! Ты так дрожишь от страха оказаться в шкуре «гонца к Одину», что я даже чувствую, как под тобой содрогается жертвенный камень.

      – Даже камень жертвенный содрогается от страха жреца, кхир-гар-га! – тут же подхватил Ржущий Конь.

      – Вот видишь… – многозначительно молвил жрец. – А ты еще удивляешься, что уже в который раз попадаешь в четверку жеребьевщиков.

      Несколько мгновений они воинственно восставали друг против друга. И хотя каждому было ясно, что силы их неравные, никто не сомневался, что схватка получилась бы яростной.

      – Разве не было бы осквернением жертвенной плахи, – окончательно овладел собой Бьярн, обращаясь уже не к Торлейфу, а к воинам, – если бы «гонцом к Одину» стал жрец, который ни разу в жизни не окровавил свой меч в бою? А прозвище Божий Меч получил только за то, что нацеливал всех нас на истребление воинов своего же племени?

      – Это было бы осквернением, – тут же отозвался так и не узнанный ни королевой, ни Гуннаром Воителем голос из толпы. Только на сей раз обладатель его таиться не стал, наоборот, пробился поближе к жрецу, чтобы тот признал в нем своего должника Рьона Черного Лося. Уж он-то, ровесник и друг детства жреца, прекрасно знал, каким трусом всю свою жизнь оставался Торлейф. И понимал, что тому сейчас не до гордости, лишь бы только убраться подальше от ритуального ярма.

      – Да он и меча держать толком не умеет! – тут же понял смысл его уловки другой должник жреца – Остан Тощий, опиравшийся на такое же тощее копье.

      – И не сумеет! – с хохотом повелись на его хитрость викинги.

      – Убирайся