Жребий викинга. Богдан Сушинский

видно, в жилах его текла кровь норовистых предков – низкорослых гуннских степняков, от которых и вела свое начало русинская ветвь этой породы[33], «примчавшейся» на Русь вместе с конницей Аттилы и его сыновей-преемников.

      Старый конюх Ульдин, родословная которого по отцу тоже уходила ко временам гуннских нашествий, даже утверждал, что предок Коськи служил учебным конем детям одного из гуннских каганов. Похоже, что теперь лошадка готова была выпрашивать себе прощение, ссылаясь на вольнолюбивую, бунтарскую кровь предков своих.

      – Твоя хижина стоит неподалеку от того места, где когда-то стояло капище язычников? – спросила Елизавета, готовясь вернуться в седло.

      – Неподалеку, – проворчал Радомир.

      – Старшая сестра моя как-то говорила, что в этой хижине бывает волхв.

      Солнце поднималось все выше и становилось по-летнему жарким. Хотя княжна и чувствовала себя в мокром одеянии неуютно, тем не менее тело постепенно отходило от речного холода, проникаясь одновременно и своим собственным, и солнечным теплом. Во всяком случае, теперь княжна уже могла не торопиться, а на крики с того берега реки, откуда ей советовали поскорее возвращаться, – попросту не обращать внимания.

      – Это мой дед, волхв Перунич. Он живет за несколько верст отсюда, в урочище, у Черной Могилы.

      – Ага, значит, «молодым волхвичем» сестра называла тебя, – едва заметно улыбнулась княжна, обрадовавшись тому, что легко разгадала тайну старшей сестры.

      – Другого волхвича в этих краях быть не может.

      – Волхвов рядом с летними княжескими хоромами тоже быть не должно, – властно обронила Елизавета. – Разве твой дед, волхв Перунич, про то не ведает?

      – Он многое ведает, – тут же возгордился своим предком Радомир, – чего не ведает даже твой отец, великий князь.

      Подсаживал он княжну на коня долго и неумело. Но юная княжна не только не обижалась на него за это, но и сама не очень-то старалась попасть левой ногой в стремя, а затем перебросить правую через седло. А тут еще и лошадка начала вертеться, то отводя от наездницы свой круп, то приближаясь к ней.

      А тем временем в душе девчушки, вместе с игривым коварством, зарождались и первые по-настоящему женские чувства. Называя Радомира волхвичем-неумехой, Елизавета задиристо посмеивалась над ним, умышленно соскальзывая подошвой сапожка со стремени, а когда все-таки устроилась в седле, деловито поинтересовалась:

      – Это возле Черной Могилы находилось когда-то требище, на котором сжигали мертвых и приносили в жертву Перуну предков наших?

      – Возле могилы…

      – Когда-нибудь проведешь меня к ней.

      – Кто же тебя в такую даль отпустит? – окинул ее ироническим взглядом Волхвич.

      – Запомни, раб княжеский, что я уже взрослая, – назидательно молвила княжна.

      – Какая же ты взрослая? – рассмеялся Волхвич, прощая ей «княжеского раба». –

33

До наших дней эта порода сохранилась в Маньчжурии, и называют этих низкорослых, чуть крупнее классических пони, животных маньчжурскими пони. Кстати, именно с такими пони английский капитан первого ранга Роберт Скотт намеревался покорять Антарктиду, прокладывая себе путь к Южному полюсу.