Борель. Золото (сборник). Петр Петров

на снег целое беремя напильников, зубил и две кайлы. Он в недоумении разинул рот и налитыми кровью глазами взглянул снизу вверх в пылающие глаза Василия:

      – Да ты што, парень, балуешься, али как?

      Старика одолевала дрожь. На его худых плечах, будто от ветра, трепались желтые лоскутья азяма.

      – Загоняешь, говоришь, приисковые шуры-муры, старая крыса?

      И старик понял, что не в шутку Василий выбил у него вещи из рук. Вокруг них нарастала куча людей, замыкая плотным кольцом.

      – А люди-то?.. А жить-то чем? – бессвязно лепетал старик. – Ты вот на пайках раздобрел, а нам как?

      Василий оттолкнул его и выпрямил широкую грудь. На залитом краской лице пробежала судорога. На щеки лег багровый румянец.

      У возов остались только ямщики. Тунгусники и спиртоносы косились на невиданное оружие. Толпа росла. Старые приискатели пробирались ближе и, улыбаясь, следили жадными глазами за вздрагиванием меховой шапки на голове Василия.

      Давно приискатели не слышали здесь таких слов:

      – А вы саранчой транжирите приисковое богатство… А дальше что? Мужик за мешок отрубей перетащит всю драгу и поставит ее там курам на седало или на часовню. И будет молиться. А вы пустите его с оглоблей в рот. И я, как ваш товарищ, не позволю растаскивать народное добро. Продукты мы оставляем здесь!

      В толпе хлестнул взрыв негодования и одобрения:

      – Не имеешь права!

      – Как это, не имеешь?!

      – Полное право имеем прижать, – пискнул бабий голос Вихлястого.

      Ямщики, трепля косматыми бородами, в испуге заметались около возов. В сплошном реве загорелись отчаянные споры.

      Техник Яхонтов сделал жест рукою и залез на торчащий из снега широкий пень. Упрямый лоб глубоко разрезала продольная борозда, а из-под густых бровей острием бритвы сверлили черные глаза. Не поднимая головы, натужно собирая морщины на лбу, не сказал, а отрубил:

      – Я вполне и бесповоротно поддерживаю слова товарища Медведева. Рабочий без производства, что мужик без телеги. У нас одни голые руки остаются, и их некуда девать. Ангара слопает до последу все имущество прииска, ну а дальше что?

      Шум голосов и лошадиной упряжки поглотил последние слова Яхонтова. Передняя подвода тронулась с места, а за нею, стуча о поперечины саней и наскакивая на воза, потянулись другие.

      Ангарец с рыжей бородой направил прямо в гущу горячего коня, но Василий ухватился за вожжи и осадил лошадь на задние ноги.

      – Стой, чертово помело! – захрипел он.

      Из-под белых ресниц драгера часто мигали серые маленькие глаза.

      – Стой! Все реквизируется, понял?

      Бабы в переполохе шарахнулись в сторону. Увязали в снегу и гудели, задыхаясь от своего крика.

      Ангарец, в бешенстве передергивая вожжами, поставил коня на дыбы.

      – Ты что, сволочь, давить рабочий народ?! – закричал Никита, замахиваясь кайлой.

      Мужик опустил вожжи и клубком скатился за головки саней. В испуге он застонал, как из-под земли:

      – Что же это, товарищи?