Моя борьба. Книга вторая. Любовь. Карл Уве Кнаусгор

разброда смысла не было, я взял Ванью за плечо и повел одеваться. Эрик крикнул в гостиной «Рыбалка!», и дети толпой ринулись мимо нас в конец коридора, где от стены до стены была натянута белая простыня. Эрик, шедший последним, как заправский пастух за стадом, велел всем сесть на пол. Я стоял перед Ваньей, помогая ей одеваться, и они оказались точно у нас перед глазами. Я застегнул молнию на ее красном, уже впритык, пуховике, натянул на нее красную шапку «РОР» и затянул под подбородком ремешок, поставил перед ней сапоги, чтобы она сама засунула в них ноги, а после этого застегнул молнии и на них тоже.

      – Ну вот, – сказал я. – Осталось попрощаться, и можем уходить. Иди сюда.

      Она протянула ко мне руки.

      – Иди сама, ножками, – сказал я.

      Она помотала головой, продолжая тянуть ко мне руки.

      – Ладно, хорошо, – сказал я, – но мне надо еще самому одеться.

      А в коридоре Беньямин первым пошел на рыбалку. Он перекинул крючок через простыню, и кто-то, вероятно Эрик, потянул за него с той стороны.

      – Клюет! – завопил Беньямин. Родители, стоявшие вдоль стены, заулыбались, дети на полу кричали и хохотали. В следующую секунду Беньямин дернул удочку на себя, и красно-белый пакет со сладостями из «Хемчёпа» проплыл над простыней, пристегнутой бельевой прищепкой. Беньямин снял пакетик с крючка и отошел в сторону, дабы открыть его спокойно и не торопясь, а тем временем следующий ребенок, а именно Тереса, взяла удочку и вместе с мамой пошла на рыбалку. Я накрутил на шею шарф, застегнул оверсайз-куртку от Пола Смита, купленную мной прошлой весной в Стокгольме на распродаже, надел приобретенную там же кепку, наклонился и в куче обуви, наваленной у стены, отыскал свои ботинки, черные «ранглеры» с желтыми шнурками, их я купил в Копенгагене, когда был там на книжной ярмарке, они мне никогда не нравились, даже в момент покупки, но с тех пор еще упали в моих глазах из-за воспоминаний о катастрофически неудачном выступлении на той ярмарке, где я не сумел толком ответить ни на один вопрос проницательного, полного энтузиазма интервьюера во время нашего сеанса на сцене. Я до сих пор не выбросил их только потому, что у нас было туго с деньгами. И эти желтые шнурки! Я завязал их и выпрямился.

      – Я готов, – сказал я Ванье. Она опять протянула ко мне руки. Я поднял ее, пересек коридор и заглянул на кухню, где сидели и болтали четыре-пять родителей.

      – Мы пошли, – сказал я. – Всего доброго, спасибо за приятный вечер.

      – Вам спасибо, – ответил Линус. Густав приподнял руку в прощальном жесте.

      Мы вышли в коридор. Я положил руку на плечо стоявшей у стены Фриды, чтобы привлечь ее внимание, но она была совершенно поглощена рыбалкой.

      – Нам пора идти, – сказал я. – Спасибо за приглашение! Праздник был очень хороший, просто очень!

      – Ванья не остается на рыбалку? – спросила она.

      Я скорчил многозначительную мину, призванную выразить «ты же знаешь, как мало логики в поступках детей».

      – Ну да, – сказала она. – Но спасибо, что пришли. До свиданья, Ванья!

      Мия, стоявшая рядом,