Моя борьба. Книга вторая. Любовь. Карл Уве Кнаусгор

кивнула, не переставая петь.

      Свечи были задуты под всеобщие аплодисменты, я тоже хлопал. Потом включили свет и несколько минут раздавали ребятам торт. Садиться за стол Ванья отказалась, только у стены, где мы и устроились, она – с тарелкой на коленях. Тут я наконец заметил, что она без туфель.

      – А где твои золотые туфли? – спросил я.

      – Они глупые, – буркнула Ванья.

      – Нет, они очень красивые. Как у настоящей принцессы.

      – Они глупые.

      – Но где они?

      Молчит.

      – Ванья? – повторил я.

      Она подняла на меня голову: губы в белом креме.

      – Там, – сообщила она, кивнув в сторону второй гостиной.

      Я пошел туда, огляделся: туфель нет. Вернулся обратно.

      – Куда ты их положила? Я не вижу.

      – На цветке.

      На цветке? Я вернулся обратно, осмотрел весь подоконник с цветами: ничего. Может, она юкку имела в виду?

      Точно. Лежат в горшке под пальмой. Я взял их в руку, отряхнул от земли, потом сходил в ванную и оттер остатки, а только затем поставил в коридоре под стул, на котором лежала ее куртка.

      Мне подумалось, что перерыв, когда все дети отвлеклись на торт, давал Ванье новый шанс включиться в общую игру, после перерыва она начнется заново.

      – Пойду тоже торта поем, – сказал я Ванье. – Я на кухне, приходи, если что. Окей?

      – Окей, папа.

      Часы над дверью кухни показывали только половину седьмого. Домой пока никто не уходил, надо и нам еще побыть. Я стоя отрезал себе кусочек торта и сел напротив своего прежнего места, поскольку его заняли.

      – Кофе тоже есть, если хочешь, – сказал Эрик с какой-то запанибратской многозначительной улыбкой, как будто бы в вопросе предполагалось двойное дно, а сам он, глядя на меня, видел больше, чем видно всем. Насколько я успел в нем разобраться, это его отработанный способ изображать из себя непростого человека, типа тех уловок, с помощью которых посредственные писатели пытаются создать иллюзию глубины в своих тривиальных рассуждениях.

      Или он все же что-то такое сумел увидеть?

      – Ага, спасибо, – сказал я, вставая, взял чашку из выставленных на разделочном столе и налил себе кофе из стоявшего там же серого кофейника «Стелтон». Когда я вернулся за стол, Эрик пошел к детям, а Фрида завела разговор о кофемашине, она только что ее купила, дорогое удовольствие, она едва решилась, но ничуть не жалеет, деньги потрачены не зря, кофе фантастический, отличная вещь, чтобы баловать себя, мы часто забываем об этом, а зря, баловать себя важно. Линус стал пересказывать сценку Джонса и Смита, где они вдвоем сидят за столом, перед ними френч-пресс с кофе, один давит на пресс и сжимает под ним не только кофейную гущу, но и жидкость, так что под конец кофейник оказывается совсем пустой. Никто не засмеялся. Линус развел руками:

      – Просто история о кофе. У кого-то есть лучше?

      В дверях показалась Ванья. Обвела кухню взглядом, высмотрела меня и подошла.

      – Хочешь уже домой? – спросил я.

      Она кивнула.

      – И я тоже хочу, – ответил я. – Только мне надо допить кофе и доесть торт. Залезешь