Детектив для уютной осени. Татьяна Полякова

ушей, но я же его слышу!..

      Василий Васильевич согласился, как это может быть.

      – С ума сойдешь, – сказал он в конце концов. – Если так.

      Мура несколько раз кивнула.

      – Я и на всякие курсы для экстрасенсов записывалась, и в разные организации вступала, думала, этим можно как-то управлять. Оказалось, что нельзя.

      – Ты что, экстрасенс?

      – Ну нет, конечно!.. Я вообще не знаю, кто такие экстрасенсы. По-моему, с ними никто не разговаривает. Я имею в виду из тех, кто с другой стороны. Я ни разу не слышала, чтобы дух разговаривал с экстрасенсом! Я же постоянно всех слышу, кто сейчас… в эфире.

      – Да ладно, – не поверил Меркурьев, и Мура опять кивнула.

      – Мне папа таблетки выписывал, он у меня знаменитый невропатолог и думал, что у меня душевная болезнь. Таблетку примешь, спать хочется, в ушах шумит, но все равно всех слышно.

      – А видно? – спросил заинтересованный инженер Меркурьев.

      – Нет, видно, только когда они сами появляются.

      – А тебя они видят?

      Она задумалась.

      – Не знаю, Вася. Нужно спросить у Емельяна Ивановича. Я многого еще не знаю! И духа вот так близко вижу первый раз. Когда он появился, я решила, что в комнате буду сидеть, с ним рядом не могу, страшно. Я же понимаю, что это дух. Я вижу.

      – Объем в кино не видишь и на ступеньках падаешь, а тут видишь?

      Она пожала плечами.

      – Н-да, – вздохнул Меркурьев. – История. Колебания мембран и струн.

      – Что ты говоришь?

      – Ничего не говорю. Я молчу.

      Василий Васильевич взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал в губы. Ему давно хотелось ее поцеловать, пожалуй, с тех пор, как он впервые увидел ее умытой и беленькой, с брызгами веснушек на носу. И когда она шмыгала носом – хотелось, и когда ела пшенную кашу.

      Кажется, Мура поначалу очень удивилась и даже подалась от него назад, но потом перестала вырываться, обняла его и прижалась.

      Руки у нее были худые и горячие.

      Меркурьев хватил воздуха и еще раз поцеловал. Мура поднялась на коленях и прижалась к нему всем телом.

      Ах, как это было – остро, серьезно, от всей души. Сердце у него молотило в грудную клетку, и, кажется, там, куда оно било, оставались дыры. И сквозь эти дыры в него вливались сила и страсть.

      Дыхание опять кончилось, они оторвались друг от друга, и Василий Васильевич спросил поспешно:

      – А когда мы целуемся, ты тоже слышишь разговоры Канта с Бесселем?

      Мура засмеялась, обняла его за шею, Меркурьев стиснул ее, они вместе повалились на кровать, сбросив на пол коричневую обезьяну, тут же вскочили как ошпаренные и уставились друг на друга.

      Василий Васильевич немного взмок от переживаний, руки покрылись «гусиной кожей».

      – Поедем, – сказала Мура, не глядя на него, и слезла с кровати. – Мне нужно одеться.

      – У тебя есть куртка или пальто? – спросил Василий Васильевич и даже сделал озабоченное лицо, как будто только что на кровати ничего такого не произошло. – Там холодно и дождь может в любую минуту пойти.

      – Пальто, –