«Люксембург» и другие русские истории. Максим Осипов

принимает государственный вид:

      – Что же, давай, Ксения Николаевна, порешаем вопросы.

      Она излагает: часовня, вот планы, дело за малым – земля. С духовной властью все согласовано: часовня нужна. А у нее сосед на пятнадцати сотках жирует, практически в центре города.

      – Он ничего вроде, – заявляет Паша. – Кристинка моя у него. Живет, говорит, как эта, как птичка.

      Ага, как птичка. Небесная. Хорошо себя чувствует.

      Паша ужасно вдруг напрягается:

      – Как там… программа: духовное возрождение, славянская письменность…

      С каких пор мы стали интересоваться письменностью, Павел? Муниципальное жилье дадим твоей птичке, тем более если – программа. До Паши доходит, как до жирафа. «Дома горят, ты ведь работал пожарником!» – хочется крикнуть Ксении Николаевне, но о таких вещах даже с ним нельзя.

      – Я думала, ты мужчина. Ты же на той неделе мне обещал!

      – Извини меня, Ксения Николаевна, та неделя – это та неделя, а эта неделя – это эта неделя.

      – Где ты набрался такого?

      Он это слышал от областного начальника. Ну да, Паша теперь постоянно бывает в области. Край какой-то. Тупик. Паша хоть знает, что такое часовня? Бурчит:

      – Не вижу, этой, логистики.

      Лучше боулинг, считает Паша. Боулинг будет более востребован.

      – Какой еще боулинг? Ты ведь, Паша, государственный человек.

      – Государство, Ксения Николаевна, – понятие относительное.

      Сидит, надулся. За жирафа обиделся? Да тебе любое сравнение с жирафом… Вдруг – озарение:

      – У учителя знаешь какие дела творятся? – вдохновенно рассказывает. – Почирикает, почирикает птичка да и нагадит. Прямо позади ее дома – гнездо разврата свила. За дочь не страшно?.. – еще говорит и еще, платок достает, подносит к глазам. – Хочешь, чтобы она?.. Чтоб – и она?

      Паша задумывается.

      – Ладно, разберемся с этим чмо, – давно бы так! – Разрулим ситуацию. Будет часовня, готовь решение! Давай по маленькой, Ксения Николаевна, с наступающим праздником, здоровья тебе, сил, любви!

      Офицеры пьют стоя. Господи, блин, достал.

* * *

      Суд – больше для радости, чем для дела. Егор Саввич, судья, – веселый, петь любит и служит хорошо, музыкально: плавно, без пауз ведет процесс. Сдавать стал немножко в последнее время, облез, в область ездит обследоваться. «Атрофические изменения головного мозга» – он показал ей результаты последней своей консультации. Она смеется: «Не рассказывай никому. Адвокатам – в первую очередь».

      Если о чем и жалела в жизни, то вот – что не стала судьей. Каждый раз мурашки по коже, когда приговор: все стоят, судья зачитывает, хорошо. Сам только что напечатал, и – вжик – три, пять, десять лет.

      Сегодня судят двух ее бывших таджиков. Уволила еще в сентябре, чего-то строят теперь, верней – строили. Преступная нация, исключения лишь подтверждают правило.

      Утро было пасмурное, а тут и солнышко. Пока шла до суда, развеселилась совсем, Пашин коньяк подействовал. А вот и они, красавцы, возле задней двери.