Право на возвращение. Леон де Винтер

блокпосту ведет только одна дорога?

      – Да.

      – Shi-i-it[7], – протяжно выдохнул Икки.

      – Предчувствия?

      – Опять твой сраный сарказм.

      Они миновали рынок неподалеку от блокпоста. Женщины, закутанные в паранджу. Мужчины в нелепо-просторных женских платьях.

      – Ее мать, – сказал Икки, – придется рассказать ей.

      – Я знаю.

      – Я сам расскажу, – пробормотал Икки. – Я виноват.

      – В чем?

      – Я дал ей надежду.

      – Ты что-то рассказал ей?

      – Почти ничего.

      – Почти ничего – это слишком много.

      – Ты уверен, что нет другой дороги? – спросил Икки, снижая скорость.

      – Господи, Икки, заткнись, псих несчастный, – не выдержал Брам. – Езжай куда едешь!

      Икки осуждающе покачал головой, но прибавил газу.

      Старый город остался позади, они подъезжали блокпосту. Стена, электросенсоры, камеры и переходной шлюз – выходит, евреи фактически смирились с тем, что Яффа больше им не принадлежит. В городе они не встретили ни одного еврейского солдата. Армия следила за порядком с воздуха, а стены, крыши, дороги были нашпигованы электроникой; иногда аппаратуру скрывали даже под многослойными одеждами женщин. Слишком опасно было посылать туда патрули.

      Время – час дня. Скоро улицы Яффы опустеют: жители разойдутся по домам в поисках прохлады.

      Икки выпрямился и вцепился в руль, словно это могло его успокоить.

      – У блокпоста никого нет, – сказал Брам. – Никого, кто мог бы нанести нам вред. Что там может случиться?

      – Маскарад, – ответил Икки, – маскарад, несущий страдания.

      – Ты именно это чувствуешь?

      – Да.

      – А с Самиром у тебя предчувствий не было?

      – Все время ныл.

      – Это благодаря Самиру ты сейчас наложил в штаны от страха. Если б не его ложь, тебе не пришлось бы сюда ехать.

      – Может, он и сам не знал.

      – Кажется, ты только что собирался с ним разобраться?

      – Какая Самиру выгода от того, что он послал нас к Джонни?

      – А пачечка банкнот, которую мы захватили с собой? Самир и представить себе не мог, что Тарзан окажется таким честным. Только подумай, Икки, кого мы встретили: честного араба, которого звать Тарзаном. Помешанного на баскетболе.

      – Самир посмеялся бы вместе с нами.

      – Кстати, о баскетболе. Сколько времени сейчас в Хьюстоне?

      Икки пожал плечами:

      – Семь часов разницы?

      – Восемь. Там сейчас раннее утро. Или передача идет в записи.

      – Ну и что?

      – Он сказал, что поставил деньги. Но это старая запись. Он наврал нам.

      – Ну и что? – повторил Икки.

      – Зачем это ему? Зачем ему надо было показать нам, что он игрок?

      – Я знаю одно: ты – самый большой параноик из всех, с кем я знаком. Когда ты собираешься поговорить с матерью Сары?

      – Прямо сейчас… нет, сейчас мне надо на работу. Завтра. Я схожу к ней завтра.

      – Раньше

7

Дерьмо (англ.)