Симфония предчувствия. Космологическая поэма. Александр Москвин

Захожу в тёплую зыбь по колено, всматриваюсь в жёлтое дно.

      Где она, где? А вот, недалеко ушла. Осторожно подкрадываюсь, сейчас схвачу.

      – Балалам, – шлёпает взбаламученный накат, и всё смешалось.

      А где же она? Опять промашка, ну что ты будешь делать!? 3:0 не в мою пользу.

      Нацеливаюсь на ещё один подарок природы.

      Ну, теперь-то я уже учёный. Захожу на него со стороны моря по пояс в воде. Краб, по всему видно, не понимает такого манёвра, лишь вяло сползает навстречу, погружается в прибрежную лужу и подпускает совсем близко. Вот он приподнялся на дне и угрожает расставленными в изготовке боевыми клешнями.

      Ну, у меня-то клешни побольше. Медленно, медленно подвожу их с разных сторон к противнику. Не отводим друг от друга глаз, гипнотизируем. Хвать!

      – Уй-ю-юй!!! – Краб отлетает и шлёпается куда-то в море. Трясу и зализываю прокушенный палец.

      Какая боль! Какая боль!

      Петербург – Керала 4:0.

      Или наоборот? Как там у болельщиков?

      Какая боль! Какая боль!

      Штат Керала – Питер 4:0.

      Ну уж дудки, 5:0 не допущу!

      Оле! Оле-оле-олеее!!!

      Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!

      Опять подкрадываюсь с глубины к новой потенциальной жертве. Опять краб обращает внимание на охотника только тогда, когда тот уже подводит к нему щупальца. Сзади приближается вал. Торопись, скорей…

      Рраз! Есть! Ладони накрепко прижимают шершавый панцирь и острые клешни к плотному волнистому дну. Согнутое туловище всплывает в прибылой воде, но руки надёжно удерживают добычу, не давая ей расправить свои ужасные кусачки.

      Вот он! Ура! Отквитали! 4:1!

      По о-кеану плывёт че-репаха —

      У-у-у!

      На че-репахе костяная ру-баха —

      У-у-у![17]

      Вперёд. Дорожка по взморью на юг. Лечу, окрылённый непонятной бесцельной радостью.

      И чего радуюсь? Ведь не нашел ни клада, ни девушки, а наоборот, бреду, сам не зная куда. Пустынный песчаный пляж у края обрыва, цапля, вышагивающая по взморью, как по клюквенному болоту, орлы, парящие в вышине.

      Ох ты даль-то какая! И не видно нигде ни жилья, ни столбика – ширь, простор. Один на земле, во всех её угодьях.

      – Эге-гей!

      – Ге-гей! Ё!

      – Ии-и!

      Твоё всё!.. Всё тебе!.. Живи, утопай в раздолье. Пьянею как от любви. Вот она где, воля! Вот она, красота – нескончаемая дорога в счастье. Да где же ещё найдёшь такой восторг? Да все ли знают про это диво, про эту благодать бескрайнего одиночества?!

      Оборачиваюсь.

      Из-за сильного плеча на краю горизонта, там, где небо сводится с морем, ещё просматриваются белыми царапинами у исполинских глыб буруны разбивающейся стихии, которые пришлось преодолевать недавно.

      Далеко уже ушёл от городского пляжа.

      У меня есть всё: часы, спички, компас, нож, широкополая шляпа. За спиной вещмешок. В пакете шебуршится добытая на ужин великолепная семёрка пузатеньких крабов. Напеваю песенку из телефильма

17

Песня туземца-островитянина из телефильма 60-х.