Симфония предчувствия. Космологическая поэма. Александр Москвин

взаимоотношения быть без предмета (нет – заложено в слове). Пока нет системы, понять и запомнить трудно. Система – условие жизни. Влечение – условие жизни. Язык недостаточно развит для описания образов, представляемых органами чувств.

      Что-то меня уводит в тёмный агностицизм от лени и недостатка смышлённости, наверно. А в комнате всётаки жарко. В гостинице был бы кондиционер.

      Как он её за щёчку: «Ваанлек. Ваанлек». А мне-то что?

      Тук-тук.

      Кого ещё там несёт? Полежать не дадут. – Входите, открыто.

      – Извини, что беспокою, – хозяйка, – ну как устроился?

      Просовывается в дверь вежливая.

      – Да хорошо всё.

      – Душновато тут, что вентиляцию не включишь? – Клара уже в комнате и переминается надо мной в шортиках.

      Принципиально не меняю расслабленной позы на своём арендованном ложе под испытующим взглядом вечерней визитёрши.

      – Да я не знаю, эта кнопочка, что пропеллер включает, – тыкаю в неё пальцем, – не слушается чего-то.

      – Не слушается? Почему? Она исправна, – Клара тянется через тахту к непослушной кнопке. – Лежи, лежи! – и ложится на меня. – Ну, видишь! Вот и завертелась.

      А живот у неё довольно упругий, и сама она ничего.

      – Фантастика инженерной мысли, – слегка улыбаюсь, держу руки по швам и не реагирую, как будто так и надо всегда включать вентиляторы.

      Застыли. Одна, две секунды…

      – Ну, отдыхай, – Клара довольно больно упирается кос тяшками своего кулачка прямо в поддых и встаёт, – спокойной ночи.

      – Спокойной ночи, – тоже встаю и закрываю за ней дверь.

      Надо бы тахту переставить, отодвинуть, что ли, её от стенки?

      – Тррынт, тррынт, тррынт, тррынт, – под потолком поскрипывают и крутятся бежевые лопасти.

      А где же ящерка? Сбежала! Жаль.

      Ласточки-касаточки летают над роскошными вечнозелёными веерами, дразнящими своим безмятежным покачиванием съёжившуюся закоренелую привычку северянина к смиренному ожиданию промозглой стужи, к пожухлым листьям, к скользкой обледенелой тропинке. Холод, вьюга – этим всегда и неумолимо пресекается на исконной земле полуночной всякий разврат цветов, кузнечиков и любой другой полуденной испарины. Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит. Прозеваешь, и эти милые создания уже тут как тут, глядишь, уже и гнездо лепят над телескопом или над верстаком. Книги, карты, отвёртки – всё будет замарано птичьим помётом. Эти стрижи и ласточки в России всегда как свои. Ан нет, они и в Индии тоже свои – носятся над обрывом, как ни в чем не бывало. Что им до русских снегов? Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка за летом из сеней летит. Нужно лишь перемахнуть Гималаи.

      Маленький жёлтый робот стоит и оценивает обстановку двумя внешними видеокамерами кругового обзора. Наверно, они у него цветные и стерео. Делаю вид, что не замечаю. Шаг, ещё шаг. Ближе, ближе…

      Рывок!!! Вдогонку! Несусь по пляжу. Краб улепётывает боком, подпрыгивая на бугорках, как радиоуправляемая игрушка, и ныряет в волну.

      Ушёл! Ну и проворная же это штучка! Ладно,