Комендантский час (сборник). Эдуард Хруцкий

вернулась к себе. Перебирая вещи в шкафу, нашла костюмы Вадима. И ей стало грустно. Они были совсем из другой, беззаботной, веселой жизни… Наверное, Вадим уже на фронте. Увидятся ли они еще?

      Он пришел через два дня. Небритый, в измятом костюме.

      – Ты разве не на фронте?

      – Пока нет. Я очень устал. Утром поговорим.

      Утром Вадим вынул из чемодана форму командира-пограничника.

      – Ты же летчик! – удивилась Марина.

      Вадим усмехнулся одними губами, продолжая рыться в чемодане. Марина подошла и заглянула через его плечо. В чемодане лежали толстые пачки денег, два пистолета и желтела россыпь патронов.

      – Откуда это у тебя?

      Вадим, не отвечая, собрал патроны, высыпал их на стол, достал из чемодана несколько обойм и, все так же молча, начал заряжать их.

      – Почему ты молчишь?! Слышишь! Почему?!

      Вадим молча сунул обойму в рукоятку пистолета.

      Раздался неприятный щелчок.

      – Так, – Вадим подошел к ней, покачивая на ладони матово отливающий чернотой пистолет, – тебе интересно, откуда у меня оружие? Так? Профессия такая.

      – Ты же летчик?

      – Да, я «летчик». Я летаю и пока, слава богу, не сажусь. Я экспроприатор, ясно? Ну а если проще – налетчик.

      И она вспомнила Мишку Посельского и его рассказ о взломе сейфа.

      – Значит, это ты там, в колхозе…

      – Не только я. Вместе с тобой.

      – Я ничего не хочу знать.

      – Об этом скажи в НКВД. Ты жила на эти деньги…

      – Будь они прокляты!..

      – Это патетика, так сказать, отрывок из мелодрамы. А чекисты любят факты.

      – Какие факты?.. Слышишь, какие?!

      – Не глухой, слышу. Первый – деньги. Второй – ты служила мне ширмой. Третий – прятала мои вещи. Любого из них хватит, чтобы отправить тебя на десять лет. А ввиду военного времени – расстрелять.

      Она согласилась. Вернее, заставила себя согласиться. Ею управлял уже только страх. Вадиму понадобились документы, вернее, нужно было что-то исправить в ночном пропуске. Она дала адрес Зямы…

      Написав все, Флерова положила ручку, и внезапно ей стало удивительно спокойно и совсем нестрашно.

Данилов

      – Картина ясная. Грасса убил Резаный. Убийство художника – его первое преступление в Москве. Понимаете, товарищи, по городу ходит командир-пограничник. Хотя он, может быть, уже переменил обличье.

      Но это не важно. Кровь пролита. У него нет документов, значит, надо ожидать следующего убийства. Он свободно разгуливает по городу. И сигналы тревожные. Кто-то ракеты над крышами зажигает. Не надо забывать: Широков – бывший белобандит. Такому ничего не стоит с фашистами снюхаться. Пока это всего лишь предположение. Пока.

      Данилов замолчал, посмотрел на ребят. Лица их казались усталыми и неживыми. Только Муравьев сидел свежий, словно всю ночь спал. Молодость.

      – Я думаю, Иван Александрович, – Полесов поднялся, – надо Широкова ждать или у Мишки, или у Флеровой.

      – Ты о Малом Ботаническом