Книги крови. I–III. Клайв Баркер

пауза. Редмен не торопил, от этого она только занервничает.

      – Лейси умный, – продолжала она и сунула сигарету в бесцветные губы. – Знает, что сказать.

      – А?

      – Вы здесь новенький, и он хочет создать впечатление, что у него есть какая-то тайна.

      – А никакой тайны нет?

      – С Хенесси? – она фыркнула. – Господи, о чем вы. Он сбежал из-под охраны в начале мая. У них с Лейси… – она заколебалась, сама того не желая. – У них с Лейси что-то было. Возможно, наркотики – мы так и не выяснили. Они нюхали клей, дрочили друг другу, бог знает.

      Ей действительно не нравилась эта тема. Неприязнь была написана у нее на лице, исказив его в десятке мест.

      – Как сбежал Хенесси?

      – Нам до сих пор неизвестно, – сказала она. – Просто однажды утром не явился на перекличку. Все здесь обыскали сверху донизу. Но его не было.

      – Он мог вернуться?

      Искренний смех.

      – Господи, нет. Он ненавидел это место. А, кроме того, как бы он смог вернуться?

      – Он же выбрался.

      Левертол с ворчанием уступила:

      – Он был не особенно умным, но хитрым. Я не очень удивилась, когда он пропал. За несколько недель до побега он ушел в себя. Я не могла из него и слова вытянуть, а до того он был вполне разговорчивым.

      – А Лейси?

      – У него на поводке. Это бывает. Младшие идеализируют старших, более опытных. Лейси – из очень неблагополучной семьи.

      Гладко, думал Редмен. Так гладко, что он не верил ни единому слову. Разум – не картина на выставке, разум нельзя пронумеровать и развесить в порядке влияния с этикеткой «Хитрый» или «Внушаемый». Это каракули, это расползающиеся кляксы граффити, их невозможно предсказать или сдержать.

      А разум Лейси? Он напоминал картину, писаную по воде.

      Уроки начались на следующей день в такой гнетущей жаре, что мастерская превратилась в духовку уже к одиннадцати. Но мальчишки сразу отреагировали на честный подход Редмена. Они разглядели в нем человека, которого могут уважать и при этом не любить. Они не ждали поблажек и не получали поблажек. Стабильный порядок.

      Местные работники показались Редмену куда менее общительными, чем мальчики. Какие-то тут все были странные. Ни единой сильной личности, решил он. Рутина Тезердауна, его ритуалы, бесконечные классификации и унижения как будто размололи их всех в однородную кашу. Все чаще он ловил себя на том, что избегает общения с коллегами. Мастерская становилась убежищем, вторым домом, пропахшим свежеструганным деревом и телами.

      Только в следующий понедельник один из мальчишек упомянул ферму.

      Никто не говорил Редмену, что на территории изолятора есть ферма, и сама эта мысль показалась ему абсурдной.

      – Туда почти никто не ходит, – сказал Крили – худший плотник, когда-либо ходивший по земле. – Там воняет.

      Все засмеялись.

      – Ладно, парни, успокоились.

      Смех утих, разбавленный шепотом и шуточками.

      – Где эта ферма, Крили?

      – Это даже фермой не назвать, сэр, – ответил Крили