Что создано под луной?. Николай Удальцов

Риоля был неким забегом на очень короткую дистанцию.

      Только в конце этого забега находился не финишный створ, а окно, мир за которым, после каждого нового взгляда на него, становился контрастнее, яснее, вернее.

      Истиннее.

      – Беспощадной становится всякая борьба за свободу, которая сама не уверена в целях, которые она проповедует…

      – Но, Крайст, во все времена были люди, готовые за что-то умереть.

      – Риоль, человек – это не то, за что он готов умереть.

      Человек – это то, за что он готов жить…

      – Наверное, у них была идея, которой они верили, Крайст. И ради идеи люди шли на смерть.

      – Люди иногда идут на смерть ради идей, но убивают их всегда ради идеологий…

      Удивительная вещь: бывает так – сидят за соседними столиками четыре человека.

      Два и два.

      Разговаривают.

      Говорят, вроде, об одном и том же.

      Вопросы задают друг другу, вроде, похожие.

      И слова произносят одинаковые.

      А вот видно: два – умных, а два – дурака.

      Дело здесь вот в чем, если вникнуть, умные задают вопросы, уточняющие представления об окружающем мире – чем бы этот мир ни был – астрофизикой, микробиологией, футболом или воспитанием детей.

      А глупые, своими вопросами, утверждаются в том, как этот самый мир они сами же понимают.

      Вернее, думают, что понимают…

      – Крайст, ты ведь сам был великим агитатором.

      – Я никогда не занимался жульничеством.

      А агитация – это жульничество, причем не для врагов, а для своих…

      – Но, вообще-то, Крайст, идея марксистов-комиссаров: всем поровну – это библейская идея.

      Риоль вдруг почувствовал, что разговор с Крайстом рождает понимание особого качества.

      Понимание с добавлением слова «льзя» в качество этого понимания.

      – Есть не большое отличие между Библией и марксизмом. Библия учит: «Поделись с ближним», – а марксизм: «Отбери у того, у кого больше, чем у тебя…» – сказал Крайст Риолю, а слов Искариота, находившегося в кустах неподалеку, они, занятые своим разговором, не слышали:

      – Как многое люди должны были не делать, чтобы потом гордиться своей историей…

      – Они звали бедных воевать за свое счастье. Разве это плохо, Крайст?

      – При чем здесь война и счастье?

      Бедные всегда готовы воевать за право делить то, чем владеют богатые.

      За право зарабатывать собственное богатство – бедные не воюют…

      Разговаривая, Риоль продолжал смотреть в даль, туда, где линия горизонта, ограничивала видимый ему круг вселенной.

      И там, у горизонта, где синева неба разбеливалась, неожиданно для совсем ясной погоды, появилась серая линия.

      Неровная, словно проведенная человеком, впервые взявшим в руки кисть.

      Или, держащим кисть мастерски, и умеющим проводить не только прямые линии.

      Постепенно эта линия становилась шире. Не так, чтобы захватить все небо, но все-таки, она превращалась из линии в полосу, все более