Что создано под луной?. Николай Удальцов

при этом сделал это так, словно подчеркивал, что не имеет отношения к поступку своего подчиненного никакого отношения, и больше того – терпеть не может таких подчиненных, – Красноармеец Севрюгов. Что прикажете с ним сделать?

      Искариот посмотрел на красноармейца, потом на его начальника, изобразил на лице смертельную усталость, тяжело вздохнул, и проговорил:

      – В камеру. А потом – в расход.

      И тебя тоже.

      Стоявшие в коридоре красноармейцы дружно подтянулись, а потом, выполняя привычную работу, сорвали с уже бывшего своего старшего кожаную куртку и ремень с кобурой, и втолкнули того в камеру.

      Севрюгов, поникнув головой и ссутулившись, сам отдал винтовку и, стянув с себя гимнастерку, перешагнул порог грязного помещения.

      Там они оба тихо уселись на нары, готовые расстреливаться.

      «Ничего себе – борцы за свободу, – подумал Риоль, – Бараны на бойню и то не идут так безропотно.

      А этим все безразлично: что других стрелять, что себя под свою пулю ставить…»

      – Может не стоит с ними так? – Крайст вопросительно посмотрел на Искариота.

      – Какая разница? Ты ведь знаешь, что через месяц их все равно свои же в чем-нибудь обвинят.

      Они сами называют это революционной законностью.

      При такой законности, те, кто находится на свободе, представляют из себя, куда большую опасность, чем те, кто сидит в тюрьме…

      – И все-таки – это убийство, – как-то не очень уверенно сказал Риоль.

      – Те, кто ведет гражданские войны – сами и убийцы, и самоубийцы одновременно, – сплюнув на немытый пол, сквозь зубы проговорил Искариот.

      – …Интересное у тебя представление о людях, – сказал Риоль, выходя из калитки вслед за Искариотом, и видя, как тот брезгливо сбрасывает с себя кожаную куртку и аккуратно надевает поверх жилетки свой дорогой французский пиджак.

      Замусоленный конверт с сургучными печатями, Искариот повертел в руках и выбросил в кусты:

      – Да. Об определенной категории людей я имею некоторое представление.

      И иногда мне очень хочется, чтобы оно было ошибочным…

      – О чем ты думал, когда сунулся сюда? – спросил Крайст, внимательно глядя на Искариота, который подошел к ним вместе с девушкой, нарисованной акварелью.

      – Это не имеет значения. Куда важнее то, о чем я не думал, – ответил Искариот, так же внимательно глядя на Крайста.

      – О чем же ты не думал?

      – Я не думал о том, что мне опять придется присутствовать при твоем последнем часе…

      Слушая все это, девушка, нарисованная акварелью, молчала, но по ее лицу было видно, что она ничего не понимает, а просто рада тому, что оказалась на свободе. И еще то, что она сразу поверила людям, освободившим ее.

      Иногда, для того, чтобы в тебя поверили – дать человеку свободу – это вполне достаточно.

      – А можно я пойду с вами?

      Конечно можно, дитя мое, – ответил ей Крайст, а Искариот усмехнулся: «Раньше ты набирал себе спутников из мужчин», – но сделал он это про себя.

      – Ты, что