Бешеный волк (сборник). Николай Удальцов

нас в комнату, – И зубы у тебя поредели.

      – Ничего, – вздохнул я, – Рогами восполняю…

      …Много лет назад у меня с Галкиной был какой-то уж слишком вялотекущий роман. Без начала, и почти без конца, так, одно продолжение.

      Я не раз изменял ей, а ее встречали в ЦДХ с какими-то маринистами, баталистами и прочими инструкторами ЦК ВЛКСМ.

      Последний раз мы с ней были в какой-то творческой командировке на Урале. Поехали после какого-то дурацкого спора по поводу толи фона в роли пейзажа, толи по поводу золотого сечения в пропорциях вертикали и горизонтали в натюрмотре. Мы были не то, чтобы в состоянии войны, скорее, в мирном противостоянии – так уж бывает: двое громко любят одного бога и тихо ненавидят друг друга.

      Помню, нам пришлось долго уговаривать дежурную администраторшу гостинцы дать нам один номер на двоих, и когда мы ее уломали, та выдала нам какую-то книгу, в которой мы должны были расписаться за то, что обязуемся выполнять правила поведения.

      – А где можно прочесть эти правила? – довольно глупо спросил я.

      – А вы, что сами не знаете, как нужно вести себя в гостинице?..

      Впрочем, это был мой не последний глупый поступок, если учесть, что на этюды в горы я поехал один.

      Когда я вернулся, очередным дежурным администратором был мужчина.

      – Скажите, моя спутница у себя?

      – У себя, – ответил он, но посмотрел на меня довольно странно. И тогда я задал совсем уж неуместный, казалось, вопрос:

      – А она одна? – и администратор замялся:

      – Кажется… Не очень…

      – Тогда, закажите мне билет на ближайший поезд до Москвы.

      – Ближайший поезд до Москвы через шесть часов.

      Но через два часа есть самолет.

      Хотя, это дороже.

      – Заказывайте на самолет. Для моей души это дешевле…

      После этого мы с Галкиной виделись от случая к случаю, то есть, можно считать, совсем не виделись; правда, до меня доходило, что она стала секретарем по идеологии в Архитектурном институте. Безвстречность наша продолжалась до тех пор, пока мы не оказались в одном отделении Союза художников.

      Здесь уж не проходило ни одного заседания, без того, чтобы мы с ней не сцепились.

      А потом, она организовала в «желтой» прессе небольшую, но противную компанию против меня.

      Хорошо еще, что какой-то олух из прибалтов за меня начал заступаться, потому, что вступать в спор с Галкиной на страницах «Частной жизни» или «Ох! И Ах!» я бы не стал все равно.

      Не знаю, за что она мне мстила; ведь даже денег в уральской гостинице я оставил ей вполне достаточно. Правда, это чем-то напоминало оплату услуг, хотя, официально, мы ездили не любовниками, а коллегами по творческой командировке.

      Впрочем, я думаю, что понимаю, почему Галкина обижена на меня – как и всякая женщина, она никому не может простить своих ошибок…

      И то сказать, вся суета в газетах пришлась на то время, пока я был в Ухте. Так, что ей достался не утопленник, которым Галкина хотела меня сделать, а только пузыри от него.

      Вообще,