Угроза для жизни. Василий Ворон

глядя на Зарокова:

      – Военный?

      – Бывший, – буркнул Зароков – разговаривать ему не хотелось. Физик покачал головой:

      – Меня учили, что бывших военных не бывает.

      Зароков разозлился:

      – Бывает. Я больше не военный. Я теперь мирный.

      Он в упор взглянул в глаза физика и только сейчас понял, что именно показалось ему неправильным в облике того: на лице физика напрочь отсутствовала всякая растительность, обычно присущая человеку, как то брови и ресницы. Физик усмехнулся:

      – А-а… Остряк, значит.

      Повисла пауза и волей-неволей Зароков стал слушать напористый бас товарища старшего прапорщика:

      – … поэт он тоже… того. – Зароков скосил глаза и увидел, как глашатай истины подозрительно сверлил глазами Матвеича, которого не было видно из-за фигуры физика. – А я, вот, нарочно справки навел – про Пушкина. И что же? – товарищ старший прапорщик принялся загибать непослушные толстые пальцы: – В долгах всю жизнь, как в шелках прожил, да еще этот, как его… невольник чести стал – прихлопнули кудрявого как блоху. А? Жена с ребятишками пропадай, а я вон какой – гений! Поэт… Ты иди на завод, поэт, в шахту иди, или, вон, на руководящий пост, если руки под карандаш заточены… Да! И деньги, и почет тебе. Поэт.

      Зароков посмотрел на физика: было ясно, что тому осточертел басовитый болтун – он бросил короткий взгляд через плечо и снова хмуро уставился на Зарокова. Левое голое веко стало дергаться, физик яростно потер висок ладонью и на руке, у основания большого пальца стала видна наколка – красиво выведенные инициалы Л и В. Опустив руку, он спросил:

      – Не страшно?

      У Зарокова что-то ухнуло от неожиданности внизу живота. Физик продолжал пристально на него смотреть. Зароков облизал губы, машинально отхлебнул пива и, гулко глотнув, сипло ответил:

      – А я не пугливый.

      – Дурак ты, – беззлобно сказал физик и добавил: – Непуганый.

      Испуг Зарокова сразу улетучился и он снова испытал злость.

      – У другого такого как я непуганого инфаркт случился, – сказал Зароков тихо, но твердо. – Помер сослуживец мой. Давно уж. А я жив.

      – Ага… – физик как-то уже рассеянно смотрел на Зарокова. – Ладно, не обижайся. У меня праздник сегодня. – Он снова коротко обернулся в сторону товарища старшего прапорщика и добавил сквозь зубы: – Если бы не эта с-сука… А, – он махнул рукой: – х… с ним. Уезжаю я из этой дыры. Домой. И ты бери своих и уезжай. Мало ли…

      Снова повисла пауза, и снова на их столик обрушился крепкий бас:

      – …много их, поэтов-писателей этих. Штаны протирать, да чернила переводить. Труженики… Тунеядцы! Вона ему, а не мою дочь! – выставил прапорщик под нос Матвеичу упитанный кукиш. – Женихов, что ли, не найдем? Еще и покрепче сыщем! Небось, не в вакууме существуем!

      Физик резко обернулся и двинулся к столику, где поносили поэтов. Зароков решил, что сейчас будет мордобой, но физик спокойно пристроился рядом с Матвеичем и негромко