Под прицелом. Ирина Мельникова

качает головой, словно я говорю какие-то глупости, и машет рукой:

      – Не переживай. Справимся. А ты давай, спи. Через пять минут приду и проверю.

      Но едва она скрывается за дверью, меня накрывает.

      Теперь, когда никто не видит и не надо казаться спокойной и ко всему безучастной, ничуть не напуганной, я остаюсь совсем одна, и слёзы отчаяния текут из глаз.

      Мне, словно в детстве, хочется обнять маму. Но она сейчас далеко.

      Хочется под тёплый плед, который остался дома. Укрыться бы с головой от проблем и согреться.

      А как бы мне хотелось чего-нибудь сладкого! Я раньше жить не могла без конфет! Но из сладостей теперь – только шарик глюкозы, и то когда падаешь в обморок.

      Я закрываю глаза и приказываю себе считать овец. Где-то после трёхсотой слышу шаги – вернулись девчонки. Скоро всё смолкло. Я начинаю сбиваться со счёта и не замечаю, как падаю в пропасть беспокойного сна.

      Ещё один день окончен. А сколько таких впереди?

      Глава 3

      Затишье не может быть вечным. И однообразной жизни в лагере тоже пришёл конец. Причём, конечно же, совершенно неожиданно.

      Утром всё было как обычно – подъём, умывание, завтрак на всех, потом перерыв. Ребята отправились на занятия, Люда занялась стиркой, Вера писала письмо маме, я вспоминала стихи из школьной программы – глупость, конечно, но это отлично отвлекало. Других приятных занятий у меня не было, а допускать, чтобы мысли резвились во всю и портили мне настроение было нельзя.

      И вот, сижу я на кровати, наблюдаю за Верой, никак не могу вспомнить строчку из письма Татьяны Евгению Онегину и борюсь с собой: спросить у Веры (вдруг она помнит?) или не отвлекать?

      И вдруг… Сначала мне кажется, что я ослышалась. Тишина. Вроде бы ничего странно.

      И тут – снова. Доносящийся откуда-то издалека звук.

      Это выстрелы.

      Мы с Верой переглядываемся, и у неё в глазах я вижу отражение своего чувства – страх и беспомощность, вот что внутри.

      Я не понимаю, где именно стреляют – близко или далеко, но моё сердце бьётся как сумасшедшее. Мне хочется заткнуть уши, чтобы ничего не слышать. Пусть прекратится!

      Но звук нарастает. Потом всё затихает.

      Вера выбегает на улицу первой. Я стараюсь не отставать.

      Там уже полно народу – все, кто в лагере, оказались у импровизированной столовой с длинным столом под навесом. Я слышу, как кто-то произносит:

      – Там же наши… Разведка.

      И вспоминаю про Сашу и Наташу, которые вместе с ребятами ушли рано утром. Неужели по нашим бьют?

      Кровь леденеет в жилах.

      Я непроизвольно прижала руку к губам и с полнейшим ужасом, ожидая указаний, уставилась на командира.

      И, надо сказать, не я одна.

      Он раздумывал лишь пару мгновений. А затем назвал несколько человек и забрал с собой в кабинет.

      Выстрелы стихли. Возможно, под обстрел попали не наши ребята, а из соседнего лагеря. Но ведь они тоже русские, тоже наши.

      Стрелять свои не могли – не было