Под прицелом. Ирина Мельникова

Потом, кажется, снова какой-то гул.

      Вера тоже вертится. Я слышу, как постанывает в соседней комнате Саша и хочу подойти к ней, но меня опережает Людмила.

      А потом начинается утро.

      Вернее, фактическое бодрствование, потому что рассвет чуть забрезжил, когда шум со стороны улицы нарастает, и, подбежав к окну, я вижу, что вновь несут носилки, идут ребята, и выбегаю на улицу к ним.

      Мне страшно. Картина потрясает сознание. Вся медицинская часть обставлена носилками с ранеными. Но потом я слышу:

      – Мы не могли их бросить. Надо похоронить по-человечески, табличку сделать, – и понимаю, что это не раненые. Среди них и погибшие.

      Мне становится физически дурно, и я сажусь на траву прежде, чем подкашиваются ноги.

      «Дыши, дыши глубже», – приказываю себе.

      – Катя? – моего плеча касается рука.

      Я поднимаю глаза и вижу Веру.

      – Всё в порядке, – говорю я самую неуместную сейчас фразу.

      – Наташа вернулась, – заявляет она. – Живая.

      Я выдыхаю. Хотя бы это. Живая.

      Подойти и посмотреть на погибших просто нет сил. Через пять или десять минут я слышу, как командиру докладывают:

      – Четыре бойца погибли, шесть раненых.

      Тот нецензурно ругается.

      – Распорядиться о подкреплении, – слышу приказ.

      – Надо похоронить, – робко вставляет чей-то голос.

      – Да, надо, – совсем другим, немного потерянным голосом соглашается командир и уходит.

      Настроение царит мрачное.

      Следующий час уходит на процедуру погребения. Я всё же нахожу в себе силы встать и посмотреть, кто погиб. Нужно проститься. И вижу парня – молодого, не старше нас, который не далее, чем вчера, рвался в бой. Вот и всё. Кончилась его война.

      Двое других чуть постарше. Лицо одного изуродовано, так что я лишь по рассказам понимаю, кто это. Четвёртому лет сорок – но разве это возраст, чтоб умирать?

      Какое-то время слышится лишь шёпот ветра и звук земли, бьющейся о лопату. Я не могу это выдержать и ухожу в сторожку. В комнату к Саше приносят самого тяжёлого раненого. Это Витя – весёлый и беспечный балагур-весельчак – таким мы его все узнали. Он умел разрядить обстановку, внести ярких красок в наше напряжённое ожидание чего-то страшного. Я слушала его иногда и представляла, каким он был раньше, в нормальной жизни. Всегда желанный гость в любом дружеском застолье, покоритель женских сердец и острослов. Но сейчас он имел вид столь жалкий и растерянный, что сердце невольно сжалось от боли. Война никого не щадит. И пуля летит без разбору – в парней и девчонок, молодых и поживших, оптимистов и ворчунов.

      Витя явно старался сдержаться, не пугать окруживших его любопытных девчонок, но, заметив врача, не смог скрыть – в его глазах светился вопрос и надежда.

      – Доктор… – только и сказал он.

      – Тихо-тихо, – ответил врач и начал свои процедуры, оставив лишь Люду как ассистентку.

      Мы с Верой вышли, занялись готовкой. Ни одна