Хрупкость. Екатерина Люмьер

мог позволять себе покупать интересные вещи и узнавать новое. Что ты знаешь об обычной жизни вдали от семьи? Что ты хочешь? Мифическую свободу?

      Слушая Люмьера, Аньель почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

      – Я ничего не хочу, – сказал он решительно.

      Виктор покачал головой и тяжело вздохнул.

      – Ты пойми, что твои бабушка с дедушкой едва не лишились собственного сына. Ты – все, что у них есть. И все, что есть у меня.

      – Я понимаю, – ответил тот тихо.

      Люмьер был достаточно скрытным, чтобы не говорить многих вещей, но при том и достаточно мудрым, чтобы сказать их в нужный момент.

      – Ты мой ребенок. Я был с тобой столько, сколько мог, с твоих четырех лет. Неужели мы все так мало сделали для тебя, что ты хочешь отвернуться от нас?

      – Я не хочу. Я не понимаю почему, но иногда меня все так злит. И мне хочется убежать как можно дальше от всех этих мыслей, которые роем жужжат у меня в голове.

      Он вздохнул и поднял на Виктора глаза, в которых блестели слезы.

      – Невозможно всегда радоваться жизни. И иногда гнев намного сильнее любых других чувств. Злоба, как реакция, переполняет нас в те моменты, когда неудовлетворенность достигает своего предела. Когда все идет не так, как мы хотели бы, даже когда все хорошо. Просто потому, что нам нужно нечто иное, нежели то, что мы имеем. – Виктор присел ближе и обнял Аньеля, прижав к себе. – Не плачь, все пройдет.

      – Иногда мне кажется, что все что я чувствую – это только злость.

      Он вновь отвернулся от Люмьера. Ему не хотелось, чтобы тот видел его в момент слабости.

      – Я понимаю. И ты вправе ее испытывать. Возможно, твое тело хочет тебе что-то сказать. Когда ты чувствуешь себя наиболее счастливым?

      – Когда я занимаюсь с тобой, – не задумываясь, ответил Аньель. – Так было всегда.

      – Значит, злость ты испытываешь не всегда. – Виктор улыбнулся, погладив Аньеля по спине ладонью. – Ты хочешь спать?

      Он покачал головой.

      – Извини, что расстроил тебя.

      – Все в порядке. Поднимайся. Пойдем.

      Вернувшись в музыкальный класс, Виктор сел за рояль.

      – Позволь мне представить тебе мой новый романс.

      Когда Виктор заиграл, Аньель почувствовал, что начинает успокаиваться. Музыка буквально завораживала его и на несколько мгновений все мысли, которые столь беспокоили его еще десять минут назад, казалось, исчезли. И в один момент Виктор начал петь. За столько лет в Италии он, конечно, занимался своим голосом. Музыка была отрадой его души и помогала жить, а потому он старался охватить все, что мог, в своем искусстве. У него был красивый тембр и сила звучания. Это был нежный, очень печальный, при этом очень какой-то осенний романс, о любви и горечи. Такой дождливый, неторопливый и слезный. Виктор музицировал, закрыв глаза.

      Дверь приоткрылась и в нее вошла служанка, которая не могла не остановиться, не заметить, не проникнуться. Она боязливо и смущенно встала