Сочинения. Константин Станюкович

о капитанском приказании, а оно было для него свято, и необходимо было его исполнить.

      И, напуская на себя самый строгий начальнический вид, словно бы желая этим видом прекратить всякие дальнейшие рассуждения, он строго прикрикнул:

      – Не драться, и никаких разговоров!

      – Есть, ваше благородие! – ответили оба боцмана значительно упавшими, точно сдавленными голосами.

      – И если я услышу жалобы, что вы деретесь, с вас будет строго взыскано… Зарубите себе на память…

      Оба боцмана слушали эти диковинные речи безмолвные, изумленные и подавленные.

      – Особенно ты, Федотов, смотри… не зверствуй… У тебя есть эта привычка непременно искровянить матроса… Я тебя не первый день знаю… Ишь ведь у тебя, у дьявола, ручища! – прибавил старший офицер, бросая взгляд на действительно огромную, жилистую, всю в смоле, руку боцмана, теребившую штанину.

      Федотов невольно опустил глаза и, вероятно сам несколько смущенный видом своей руки, стыдливо спрятал ее назад.

      – И, кроме того, – уже менее строгим тоном продолжал старший офицер, не очень-то распускайте свои языки. Вы оба так ругаетесь, что только ахнешь… Откуда только у вас эта гадость берется?.. Смотри… остерегайтесь. Капитан этого не любит… Ну, ступайте и передайте всем унтер-офицерам то, что я сказал! – заключил Андрей Николаевич, хорошо сознавая тщету последнего своего приказания.

      Окончательно ошалевшие, оба боцмана юркнули из каюты с красными лицами и удивленно выкаченными глазами. Они торопливо прошли кают-компанию, осторожно и на цыпочках ступая по клеенке, и вновь получили дар слова только тогда, когда прибежали на бак.

      Но дар слова явился не сразу.

      Сперва они подошли к кадке с водой[37] и, вынув из штанов свои трубчонки и набив их махоркой, молча и неистово сделали несколько затяжек, и уж после того Никифоров, подмигнув глазом, произнес:

      – Какова, Пров Захарыч, загвоздка, а?

      – Д-д-да, братец ты мой, чудеса, – вымолвил Пров Захарович.

      – Ты вот и пойми, в каких это смыслах!

      – То-то… невдомек. И где это на военном судне видно, чтобы боцман и… тьфу!..

      Федотов только сплюнул и выругался довольно затейливо, однако в дальнейшие объяснения не пустился ввиду присутствия матросов.

      – И опять же, не моги сказать слова… Какая такая это новая мода, Захарыч?..

      – Как он сам-то удержится… Небось, и он любит загнуть…

      – Не хуже нашего…

      – То-то и есть.

      Дальнейшие совещания по поводу отданных старшим офицером приказаний происходили в тесном кружке, собравшемся в сторонке. Здесь были все представители так называемой баковой аристократии: оба боцмана, унтер-офицеры, баталер[38], подшкипер[39], артиллерийский вахтер[40], фельдшер и писарь. Линьки, само собой разумеется, надо было бросить. Что же касается до того, чтобы не тронуть матроса, то, несмотря на одобрение этого распоряжения в принципе многими, особенно фельдшером и писарем, большинство нашло, что безусловно

37

Кадка с водой стоит для курильщиков нижних чинов. Курить можно только у кадки.

38

Заведующий провизией и раздачей водки.

39

Заведующий каютой, в которой хранятся разные запасы судового снабжения.

40

Заведующий крюйт-камерой (пороховым погребом), оружием и снарядами.