Сочинения. Константин Станюкович

И этот рапорт! – поморщился Андрей Николаевич, взглядывая на лежавший у него на столике сложенный лист белой бумаги. – Я должен его представить командиру… Знаете ли что, Ашанин?

      – Что, Андрей Николаевич?

      – Не лучше ли вам извиниться перед Первушиным, а? А я бы уговорил и его извиниться. Тогда бы и рапорт он взял назад… Я вас прошу об этом… Я понимаю, что вам неприятно извиняться первому, тем более что виноват во всем Первушин, но пожертвуйте самолюбием ради мира в кают-компании… А я даю вам слово, что Первушин больше не позволит себе неприличных выходок… Я с ним серьезно поговорю… Сделайте это для меня, как старшего вашего товарища… И, наконец, к чему беспокоить капитана дрязгами? У него и без дрязг дела довольно.

      Андрей Николаевич был, видимо, огорчен этой историей. Он боялся всяких «историй» в кают-компании и умел вовремя прекращать их своим вмешательством, причем влиял своим нравственным авторитетом честного и доброго человека, которого уважали в кают-компании. До сих пор все шло хорошо… и вдруг ссора.

      И Андрей Николаевич так убедительно и так мягко просил, что Володя, наконец, уступил и проговорил:

      – Извольте, Андрей Николаевич. Ради вас я готов первый извиниться…

      – Вот спасибо, голубчик! Вот это по-товарищески!

      И, просиявший, он крепко пожал руку Ашанина.

      – Но только я извинюсь, так сказать, формально, а в сущности я все-таки не могу уважать Первушина…

      – Это ваше дело. Быть может, многие его не уважают… Но только не следует показывать этого… Бог с ним. Он, вероятно, и сам понимает, что не ко двору у нас, и, может быть, уйдет… А пока не надо ссор… не надо…

      Через полчаса после того, как Андрей Николаевич поговорил наедине и с Первушиным, Володя извинился перед ревизором и тот перед Ашаниным. Они пожали друг другу руки, хотя оба в душе остались непримиренными. Но зато Андрей Николаевич сиял и, вернувшись в свою каюту, изорвал на мелкие кусочки рапорт и бросил их в иллюминатор.

      С этого дня Володя стал пользоваться особенным расположением Андрея Николаевича.

      Двойка уже с четверть часа как дожидалась у борта, и доктор с Володей, наконец, уехали на берег.

III

      Небольшая двуместная коляска, заказанная еще накануне в гостинице, запряженная парой небольших, крепких лошадок, дожидалась у пристани.

      К некоторому изумлению доктора и Ашанина, на козлах сидел весьма приличный господин пожилых лет – по наружности англичанин или американец – в цилиндре на голове и с сигарою в зубах.

      – Странный кучер! – проговорил Ашанин.

      И, сомневаясь, за ними ли приехал экипаж, он по-английски спросил:

      – Вы за нами приехали?

      – Да, за двумя русскими офицерами, если только вы, господа, заказывали экипаж, – проговорил кучер, слегка кивнув головой.

      В эту минуту к коляске подошел какой-то господин, по-видимому капитан купеческого судна, и, протягивая руку кучеру, проговорил:

      – Доброго утра, капитан. Как дела?

      – Доброго утра. Ничего себе…

      Когда седок