Заметки на собственной шкуре. Александр Волков

а потом уже в который раз удивлялся: «И это написал твой Высоцкий? И ты хочешь сказать, что он не шоферил? Да быть такого не может! Да хоть какой он гений! – распалялся мой подвыпивший батя. – Не может человек написать такого, если сам это не прошел. Ну так не бывает! Что-то тут не так». Закуривал он. Хмыкал. И мы начинали спорить. Заводились. До хрипоты! Прилетала из спальни мамка. Стыдила. Умоляла говорить потише. Хватала со стола остатки в бутылке.

      – Толя, тебе же завтра за баранку. Болеть ведь будешь.

      – Клауська! – Бил себя в грудь отец. – Да чтобы я когда болел? Да никогда в жизни!

      Я мамку успокаивал. Мать уходила. Отец доставал откуда-то из буфетных закромов заначенную бутылку самогонки. Разливал по стаканам. Затем прятал бутылку с глаз долой. Выпивали. Крик от этого тише не становился, а наоборот. Вслед за Высоцким шла тема про Сталина. Тут начиналось вообще невообразимое! Перестройка!.. Горбачев!.. Солженицын!.. Мамка опять прилетала.

      – Ну Толя, ты же обещал.

      – Клауська! Да чтобы я? Да никогда в жизни!

      Она опять уходила. Мы снова втихаря разливали. Гласность!.. Госприемка!.. Ускорение!.. Мать опять прилетала.

      – Клауська!.. Да никогда в жизни!..

      Она уходила. Мы опять. Она опять. В итоге часа в три ночи мамка разгоняла нас ковшиком. Боже мой! Как вчера!..

      Идет время. Семь лет, как нет отца рядом с нами. Но мне иной раз чудится, что звучит за окном знакомый рокот двигателя. Скрип тормозов. Глохнет мотор. Тишина. Хлопок дверцей кабины. Гулкие шаги в подъезде. Знакомый до боли в сердце стук в дверь. Тук-тук. Тук. Тук.

      И родной голос: «Это я тут. Ехал мимо. Десять минут свободных выпало. Дай, думаю, заскочу. Сашка, поставь чайник, пока я руки мою. И включи „Маяк“. Как там мой ЦСКА вчера сыграл?»

      Глава вторая.

      «Ремесло»

      Мы все учились понемногу

      Чему-нибудь и как-нибудь…

      Сан Сергеич, конечно, прав, но…

      Учились ведь!

      Хоть и как-нибудь…

      Как я в артисты подавался

      Когда-то в добрые советские времена в журнале «Крокодил» была любимая всеми нами рубрика «Нарочно не придумаешь». Я к чему? А к тому, что мой рассказ можно смело включить в эту рубрику. И вообще, это даже не рассказ, а некое откровение. Или очередная попытка посмеяться над собой. В назидание другим. Речь пойдет о ситуции, которая была в жизни у каждого из нас. У одних это было тихо-скромно, как само собой разумеющееся. У других это было болезненно. А у меня всё не как у людей. Итак, по порядку.

      У меня растут года, будет мне семнадцать. Кто из нас не учил эти стихи? Помню, в первом классе мы инсценировали это стихотворение. Режиссура была незамысловатая: каждый ученик читал про ту профессию, которую он представлял. Своего рода это была презентация. Нарядили нас соответственно профессии. Колька Куприн был столяр. Он стоял в фартуке