Под шелест полыни. Юлия Дитрих

затянула прозрачная пелена слез.

      − Ты, Глебушка, ступай, занимайся делами. Мы справимся, − сказала Прокофьевна и в ожидании, пока Глеб выйдет из комнаты, стала нарочито хлопотать на небольшом столике возле кровати.

      Глеб постоял с секунду, будто сомневаясь в чем-то или желая что-то сказать, но потом с обвисшими плечами вышел из комнаты. Тоскливо скрипнула входная дверь, он пошел во двор.

      Прокофьевна оставила никому не нужные передвижения пузырьков на столе. Подвинула к кровати табурет и села.

      − А теперь, давай, моя хорошая, разберемся, что у нас за беда такая с едой, − спросила она, наклоняясь над Верой.

      − Я понимаю, что нужно, − тихим голосом произнесла Вера, делая над собой усилие, и замолкла, подбирая слова, − Но …

      − Так… − подбодрила ее Прокофьевна, − А не ешь тогда почему? – подтолкнула она свою подопечную к ответу.

      − Я не могу… − ответила, наконец, Вера.

      В ее взгляде читалось искреннее сожаление.

      – С таким туалетом я… я не могу, − выдавила она наконец то, что мучало ее уже несколько дней.

      Вера кивнула головой в сторону белевшего в углу комнаты ведра, а в ее глазах стояла такая мука, что у Прокофьевны сердце сжалось.

      − Ну что ты, моя хорошая, эта беда и вовсе не беда, − проговорила Прокофьевна. Ее голос был бесконечно м и теплым. На секунду Вера подняла на нее глаза и, уже не стараясь что-то скрыть, тихо добавила:

      − А еще… руки дрожат страшно. Суп есть – мука сплошная, все разливается, а мне так неудобно перед вами с Глебом…

      Прокофьевна на мгновение отвернулась. Снова переставила баночки на столе. Она видела, что отношения у Веры с Глебом натянутые. Но Прокофьевна знала и то, что Глеб – человек добрый и прямой, хоть принимает свою нежеланную гостью с трудом. Знахарка понимала мотивы Глеба, и в то же время оправдывать его не могла.

      Ох, Глеб, Глебушка. Девочке сейчас так нужны мягкость и забота. Она ведь и рада бы никого не обременять, но у нее нет выбора.

      Прокофьевна подавила жалость и сказала:

      − Давай-ка, Верушка, со всем по порядку. Сначала я свожу тебя в уборную.

      Поход до туалета и обратно занял с четверть часа. Прокофьевна и не ожидала, что Вера так слаба. Путешествие в конец длинного коридора было долгим и для обеих женщин утомительным. Глеб зашел в дом, слегка сдвинув брови, посмотрел на их предприятие и, не говоря ни слова, принес в коридор табуретку. Два раза Вера садилась, чтобы унять дрожь в ногах и головокружение. Потом упрямо поднималась и, опоясанная жилистыми руками знахарки, продолжала свой путь.

      Пока Вера сидела на табурете и переводила дыхание, Прокофьевна стояла в узком беленом коридоре и вспоминала о том, о чем не позволяла себе думать уже много-много лет. Угловатыми плечами и большими глазами цвета ежевики эта девочка напоминала ей о чем-то отложенном в глубокий тайник памяти. Впервые за много лет Прокофьевна теряла осторожность и медленно поддавалась воспоминанию.

      Глеб

      Пока Прокофьевна водила Веру в туалет и кормила с ложки супом, Глеб не находил себе места. Он брался за одно