Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

глядя на Валентина, думал – прямо из Туруханска надо позвонить.

      – Гордость ты свою бережешь! А ведь у тебя на глазах все! Вон лезут зэки из трюма твоей баржи, а наверху сержант с бойцами, и у всех ремни с солдатскими пряжками, и они со всей дури херачат всех подряд и куда придется! Просто так! Для своего удовольствия! И смеются, когда мы, как блядешки вертимся, бошки свои прикрываем! Знаешь, почему ты этого не видишь? Потому что отворачиваешься! И арестовывают без вины, и судят без суда…

      – Я зэков возил, такого не было!

      Валентин очнулся от его слов, а скорее от своих воспоминаний, глянул тоскливо, может представлял, как его Мишку гонят сквозь такой строй. Вздохнул с судорогой, перекосившей лицо:

      – Да не смотрел ты в ту сторону! Просто не смотрел! Как будто этого нет… Страшно, ведь, авось пронесет!

      Романов застыл, продолжая думать о сказанном, потом увидел ложку у себя в руках, полез было попробовать картошку, но вдруг решительно взял весь котел и снял с огня. Поставил возле:

      – Будешь? – машинально кивнул на парящую уху.

      – Буду! – Сан Саныч подал миску.

      – Сам наливай, я не хочу! – Романов поднялся и, неторопливо закуривая, ушел по тропинке.

      Белов поел ухи, он был голодный, посидел, слушая осторожную тишину – шелесты, всплески, влажный ночной ветерок вдруг возникал, пробегал по кустам и траве у воды. Сан Саныч зевнул судорожно, Романова не слышно было, подумал, не прилечь ли, но встал и пошел по тропе, прорубленной в ольшанике.

      Романов сидел, сгорбившись, на бревне на конце песчаного мыса. Еле видно его было. Утки, свистя крыльями, пронеслись над головой. Сан Саныч подумал подойти и сказать что-то хорошее, как-нибудь помириться, но не придумал. Валентин сидел, не шевелясь.

      Вернулся к костру, подбросил дров и прилег под навесом. Хотел подумать, о том, кто же все-таки прав, Романов с его ненавистью или он с его светлой верой. И тут же, неудержимо зевая, провалился в сон. Костер трещал, искры долетали до телогрейки и гасли.

      Проснулся от холода, с трудом сообразил, где он, и стал раздувать погасший костер. Первое чувство, которое пришло – помириться пойти с Мишкиным отцом. Ему сейчас нелегко, а я обязательно поговорю с Макаровым… мысли, просыпаясь, зашевелились в голове. Солнце поднималось, над водой в их проточке стоял густой туман, но наверху было хорошо, ясно. И настроение полезло весело в эту голубую небесную гору.

      Белов зачерпнул воды котелок, повесил на огонь и пошел к Романову. Тот возился с бакеном. Пустынно было вокруг, много-много безлюдной воды, песок мыса с замытыми бревнами, мокрые мели через которые катились волны, высокие дюны острова, уходящего за поворот. Чайки бездельно и молча летали, посматривая на одиноко работающего мужика.

      Сан Саныч подошел, сел на бревно, Романов вязал к бакену тонкий металлический тросик.

      – Помочь, дядь Валь? – предложил Белов.

      Романов только мотнул головой, натянул тросик, затягивая узел, и встал. Морщины на его лице как будто посерели за ночь и весь он изменился,