Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

и половины жилья и будут зимовать в палатках.

      Горчаков с Белозерцевым как раз подошли к воротам, когда на весь лагерь противно и часто загремел рельс. Горчаков постучал в окошко вахты.

      – Кто такие? – Вертухай-ефрейтор мельком глянул на них и выдвинул ящичек для пропусков.

      – В санчасть, из Ермаково… – Горчаков положил оба пропуска.

      – Саня, иди сюда! Пришли! – Ефрейтор посмотрел пропуска и дернул засов калитки.

      Горчаков с Белозерцевым прошли через вахту. Из домика вышел старший смены:

      – Мешки сюда, сами там стойте, – кивнул на выгородку из колючей проволоки, – где вас черти носили всю ночь?

      – Заблудились, гражданин сержант… – начал было Белозерцев, но сержант не стал слушать, вернулся на вахту. – Попали, похоже, Николаич? – во взгляде Шуры была досада. – Надо было испачкаться как следует в болоте…

      – Погоди, пока, – Горчаков прислушивался к тому, что происходит в домике. – Давай, как договорились, я – старший, сбился с пути, ты просто за мной шел. Обходили болото и заблудились.

      – Пришьют ночевку в неустановленном месте, как пить дать!

      Зона зашевелилась, палатки закашляли, засинели махорочным дымом, к длинным десяти и двадцатидырым туалетам, стоявшим спиной к колючке, потянулись зэки. Кто в трусах, вприпрыжку на утреннем холодке, другие уже оделись. Загремели ряды рукомойников, зэки помоложе бежали с ведрами от небольшого озера, плеща водой.

      За зоной у солдатских домиков тоже возникла жизнь, примерно такая же, чуть повеселее, радио передавало бодрую музыку. Взвод солдат, дружно грохоча сапогами, голые по пояс, бежали неровным строем на утреннюю зарядку.

      – Чего же они тут строят? – щурился недовольно Шура.

      – Пристань на Барабанихе и ветку к ней… – Горчаков тоже изучал новую зону.

      Заключенные потянулись к столовой. Радио у солдатской казармы передавало новости, уже полседьмого было. Горчаков с Белозерцевым, так и не дождавшись никого с вахты, уселись на землю. Через проходную в ту и в другую сторону тянулись лагерные придурки[55] – нарядчики, десятники, учетчики, лагерный парикмахер со своим чемоданчиком шел брить офицеров.

      Начались разводы на работы. Нарядчик выкрикивал бригады, они подходили, большие и маленькие, уже в пятерках, их запускали в первые ворота, трое надзирателей шмонали для проформы – чего зэк из зоны понесет? Потом считали и выпускали бригаду через внешние ворота. Белозерцев стоя смотрел, как обыскивают. За четыре года он прошел четыре лагеря, поработал в семи разных бригадах – все было одинаково, а все равно волнительно – шмон есть шмон!

      – Руки вверх, в стороны, не спи, скотина!

      – Следующая пятерка!

      – Следующая! Что это? – надзиратель нашел что-то, – отошел в сторону! Следующая!

      Шура так и не понял, что же нашли, но, судя по голосу вертухая, что-то несерьезное, может, просто кто-то нужен был полы вымыть в штабной.

      За воротами бригады ждал конвой. Снова считали. Сытые овчарки

55

Придурок (жарг.) – заключенный на административной должности (нарядчики, писари, бухгалтеры, старшие бараков), а так же лагерная обслуга – хлеборезы, повара, кладовщики, заведующий ларьком, баней, пекарней, посылочной, врачи и фельдшеры.