Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

скучное лицо, Гоголя читал в школе и не помнил, Гегеля не читал совсем, а о прежней работе своей ничего интересного рассказать не мог. Иванов понял, что ему отказывают в общении. Терпеть такое от зэка было непросто.

      Теперь же, когда Иванов стал начальником особого отдела горчаковского лагеря – самого большого лагеря в Ермаково, он мог делать с ним все, что хочешь. Но лейтенант не нарушал закон, он был честный офицер – он как раз и служил здесь, чтобы закон не нарушали.

      Лейтенант внимательно, с легким презреньем смотрел на Горчакова:

      – Понятно, куда ты вчера рвался! Тут и доктором наук не надо быть… спирт пили?!

      – Нет, вот же он, нераспечатанный.

      – Ну-ка дыхни! Сержант! – позвал Иванов через дверь. – Понюхай его!

      Сержант вошел и с любопытством, внимательно принюхался:

      – Кажись, не пахнет, товарищ лейтенант.

      – Кажись? Или не пахнет?! – лейтенанта смотрел брезгливо, с нескрываемой досадой.

      Сержант понюхал старательнее прежнего.

      – Не-е, не пахнет, куревом пахнет!

      Иванов кивнул сержанту, чтоб вышел. Помолчал, постукивая карандашом по столу, свои начищенные сапоги осмотрел, высохшую болотную жижу на них… Он встал сегодня ни свет, ни заря, сделал марш-бросок по ночной тайге с бойцами и собакой, но не успел. Лейтенант все равно был доволен – он еще вчера вечером вычислил этого «доктора наук», жаль не застал его у костра.

      – Так что же, гражданин Горчаков, не хотим на Родину работать? Сначала геологом не захотел, а теперь и фельдшером…

      Горчаков молчал, наклонив голову. Не о себе думал – Шуре могли и срок добавить…

      – Десять суток штрафного изолятора! Обоим! Без вывода!

      – Гражданин начальник, санитар тут не виноват, я же вел!

      Иванов как будто не слышал, дописал что-то в бумагу, расписался и встал:

      – Вызовите надзирателя, сержант. Вещмешки в лазарет, под замок! – Иванов, не глядя на задержанных, вышел за зону.

      Сержант сам повел штрафников. Он оказался веселым, хвастливо рассказывал дорогой про свой скорый дембель. Про девчонок с гладкими коленками и домашнее сало с картошкой, которое он будет есть целую неделю, не вставая из-за стола! И запивать горилкой!

      Штрафной изолятор находился внутри зоны, на краю ее, под вышкой с часовым. Он был обнесен колючкой и еще высоким сплошным забором. На входе стоял часовой. Железная дверь в само здание тоже была на запоре, их рассмотрели в глазок и впустили.

      Веселый сержант, подмигнув Горчакову, определил их в одну камеру и ушел. Надзирателям сказал, что так велел лейтенант. Их еще раз обыскали, изъяли курево и ремни. У Горчакова в нагрудном кармане нащупали и забрали леску с крючком.

      Внутри изолятор еще пах свежей побелкой. Камера не очень маленькая, нары от стены до стены. Небольшое окно почти под потолком забрано решеткой. Над дверью открытый проем с решеткой, для тепла из коридора. В соседней камере кто-то кашлял время от времени. Шура